Испанский сон - Феликс Аксельруд

— Сейчас я уж вижу, — говорила тем временем Госпожа, — что вы обе друг дружки стоите — моя лучшая подруга и моя приближенная служанка… ох, не к добру это, не к добру! Однако не попить ли нам еще кофе, да горяченького? У меня есть идея. Мы пойдем в душ — полагаю, на сей раз обойдется без несчастного случая — а Мариша, исправляя свой недавний проступок, тем временем приготовит эспрессо. После чего мы продолжим приятно беседовать. Как мой план?

— Отличный, — сказала Вероника.

— Ну, так пошли.

И компания разошлась по назначенным направлениям. Не успела Марина скрыться из виду, как Ана, заходя вместе с Вероникой в ванную, пребольно ущипнула ее за попку. Вероника ойкнула и с удивлением обернулась, и Ана ущипнула ее опять и еще больней.

— Ты что?! — обидчиво вскрикнула Вероника.

— Ах ты, блядь такая! — гневно выпалила Ана вполголоса, чтоб не услышала Марина. — Я тебе дам подставлять пальчики под поцелуи! Кто мне рак мозга устроил из-за нее? И — как только, так сразу?

— Я не виновата! — взвизгнула Вероника. — Это она сама… от избытка чувств… Совершенно невинный поцелуй, правда!

— Невинный? Тебе это понравилось! Скажи, что нет?

Вероника сморщилась, приготовившись плакать.

— Эх, ты! — сказала Ана неожиданно нормальным тоном. — Теперь поняла, каково было мне из-за твоих вздорных обвинений? Ты получила два щипка и полминуты страдания… а я… а мне…

— Так ты… не злишься?

— Я хотела, чтобы ты на своей шкуре почувствовала, каково это. Ты почувствовала?

— Да! О Господи… Прости меня, дорогая.

— Конечно, прощу. Но!..

— Я все поняла. Я больше никогда… никогда…

— Ревность, — серьезно сказала Ана, — страшная вещь… Между нами не должно быть ревности больше, чем для шутки. Договорились?

— Да. Поцелуй меня в знак полного примирения.

Ана поцеловала Веронику и сексуально потянулась. Вероника не сумела сдержаться. Они на четвереньках вползли в любезную сердцу кабинку и предались страстям.

Продолжения шутейной беседы не воспоследовало. Держа подносик, Марина вступила в ванную на законных правах, однако долго же ей пришлось держать в руках этот подносик. Она позволила себе сесть на теплый кафель и с умилением взирала на забавы уже полностью знакомого ей божества. Правда, стеклянная дверца кабинки на этот раз оставалась открытой, но на Марину не попало ни капли воды, потому что душ так и не был включен по чьей-то забывчивости; только когда божество испустило двойной набор дивных запахов и распалось на две половинки, Марина поднялась с кафеля и заботливо спросила:

— Не желаете ли принять душ?

У этих чудесных половинок, гладких, растрепанных, блестящих от пота, распластанных на пластмассовом полу, не было сил даже рассмеяться. Они просто посмотрели друг на друга и слабо улыбнулись. И обе кивнули головой. Тогда Марина резко включила струю, и две половинки дружно завизжали.

— Негодница, — крикнула Ана сквозь хохот, для которого сразу же обнаружились силы, — как ты посмела… холодную?! Ты разве не знаешь… что нужно… вначале спустить?..

— Простите, Госпожа… — залепетала Марина. — Я такая забывчивая…

Смех Вероники внезапно перешел в слезы.

— Боже, — сказала она. — Как нам хорошо! Разве так может быть? Не будем ли мы наказаны за это?

— Мы уже наказаны, — проворчала Ана, отсмеявшись. — Кофе-то опять остыл! Какая ты же бестолковая, служанка…

— Совсем бестолковая, Госпожа…

— Ну, хотя бы помоги нам подняться…

Марина с готовностью выполнила приказ.

Они потащились обратно в комнату.

На рассвете следующего дня, накормив и напоив Сида со страусом, Вальд начал молитву. И часа не прошло, как он вдруг заметил за собой нечто необычное.

— Сид! — позвал Вальд в Трубу.

— Ась?

— Вот послушай, что у меня получается.

И он затянул:

— Deus meus, credo in te, spero in te, amo te super omnia, ex tota anima mea, ex toto corde meo, ex totis viribus meis, amo te quia es infinite bonus et dignus qui ameris…

— Ну? — сказал Сид.

— Дальше — провал. Хотя что-то должно быть.

— Дальше будет et, quia amo te, me paenitet ex toto corde te offendisse: miserere mihi peccatori. Amen.

— Точно! А ты-то откуда знаешь?

— Да это все та же молитва, только по-латыни.

— Хм. Но в таком случае, откуда знаю я?

— Ты же все-таки выучил испанский текст, — рассудил Сид, — хотя и далеко не сразу… Вероятно, как-нибудь домыслил по аналогии.

— Не настолько они похожи, — усомнился Вальд.

— А по-моему, даже очень…

Разговор утух.

— Эй, — крикнул Сид через какое-то время, — твоя фамилия — Пржевальский? Пилсудский?

— Точнее, Пшездешевский, — поправил Вальд. — Люди часто путают… я и сам иногда забываю…

— Но это польская фамилия, верно?

— По происхождению — да. А что?

— Я понял, откуда ты знаешь молитву. Это генетическая память! Все поляки католики — как, впрочем, и мы, испанцы; может быть, они даже еще более католики, потому что дольше не переводили на народный язык латинские молитвы. Не зря же нынешний папа тоже поляк… Я завидую тебе, Вальдемар! теперь, если ты постараешься, то можешь вспомнить множество и других, более полезных молитв, а то и целую мессу. У тебя не было в роду священников? Э-э… ксендзов?

— Не знаю, — сказал Вальд. — Неубедительная версия. Я понимаю, о чем ты; однако мои предки приехали в Россию очень давно, еще после первого раздела Польши. Если генетическая память вообще существует, за такое время она должна была ослабеть.

— Но как же объяснить иначе?

Вальд пожал плечами.

— Чего молчишь?

— Я пожал плечами.

— Если ты не признаешь этого рационального объяснения, — сказал Сид, — остается признать единственно возможное, а именно — что произошло чудо. Это может означать, что наши молитвы услышаны; вероятность добраться до Вегаса резко растет.

— Можно прекратить молиться?

— Не вздумай! Это было бы непростительной ошибкой. Скорее всего, Спаситель испытывает тебя.

Они помолились еще с часок, затем Вальд почувствовал, что становится жарко.

— Где мы? — крикнул он Сиду.

— Близ Канарских островов.

— А когда была Испания?

— Ночью. Ты спал.

— Какая жалость, — сказал Вальд. — Никогда там не бывал. Так хотелось бы посмотреть хотя бы сверху!

— Хочешь вернуться?