Испанский сон - Феликс Аксельруд

Потом она без сил опустилась посреди разбросанного тряпья и, привалившись к кровати спиной, замерла без движения. Глаза ее вновь стали прозрачны. Нога ее зрительницы, милостиво протянутая сзади, тяжело и тепло покоилась у нее на плече; волосы ее светлыми струями ниспадали на эту прелестную, неожиданно столь родную ногу, и губы ее касались пухлых, чувственных пальцев, запечатлевая на них фотографически долгий, исполненный благодарности поцелуй.

Дорогая! Вряд ли есть смысл разбираться в докучных подробностях проблем связи. В любом случае наша связь несравненно надежнее традиционной почты. Мы уже начинаем считать посланием целый сеанс, а ведь он состоит в среднем не менее чем из десятка отдельных посланий; и до сих пор ничего не пропадало. Собственно, ничего не пропало и в прошлый раз — к сожалению, я не мог отправить Вам ни строчки; «неизъяснимое наслаждение», оставшееся от моих предыдущих строк, каким-то образом уползло в наш почтовый сервер, и больше машина ничего от меня не приняла. Ваши же несколько посланий, полных недоумения и досады, дошли до меня в целости и сохранности. Поверьте, моя досада была не меньше.

Однако Бог с ними, с этими техническими проблемами. Меня больше интересует наш с Вами архипелаг. Мой член (увы, не Ипполит — всего лишь узник на крепкой цепи между чувством и мыслью) в тот раз слегка приуныл от осознанного одиночества. Однако, вдохновленный Вашим мужественным решением кончать во что бы то ни стало, он вновь окреп, воздвигся — и, побуждаемый обеими моими печально свободными руками (одна из которых несомненно чувствовала себя безработной), довольно быстро исторг среднее количество спермы. Этот акт оставил меня смутно неудовлетворенным — как тот, пролетарский (помните?); я будто обманул сам себя. Если еще раз случится такое со связью, я лучше прекращу. Хотя физиологически от этого скорее вред — как и от всякого coitus interruptus.

А Вы?

А я оказалась умнее, мой милый: я уж давно научилась как следует кончать от наших старых писем. Я просто открыла одно твое старое, но особенно волнующее письмо, вспомнила, как кончала от него, да еще добавила к этому новые ощущения… короче, все вышло ОК.

А еще скажу тебе следующее: ты, как и все мужчины, ужасно капризен. Каких-то несколько месяцев назад ты только в оффлайне со мной и кончал. Забыл, что ли? Как я предложила попробовать онлайновый оргазм, а ты еще с месяц менжевался, разводил свои интеллигентские разговорчики. А потом, когда наконец согласился и понял, что это класс — облом со связью, видишь ли, уже вредит потенции. Эх вы, мужики…

Ладно. Не буду больше тебя критиковать, а то еще начнешь переживать так, что и впрямь не встанет. Давай лучше расскажу о сегодняшнем дне. Я опять посещала секс-шоп. Я подумала, что, может быть, найду там что-нибудь похожее на искусственные челюсти. Мне даже показалось, что я видела такое в свой первый визит, но из-за недостатка соответствующего сексуального опыта просто не обратила внимания на это.

Сам понимаешь, за несколько дней ни сам магазин, ни его ассортимент не могли существенно измениться. (Разве что двухголовых раскупили — именно тех, что понравились мне.) Девушка меня узнала и поздоровалась со мной, однако слегка настороженно. Подумала небось, не пришла ли я возвращать Ипполита. А я еще раз похвалила себя за то, что обработала Его так хорошо.

И, представь себе, мне даже не потребовалось опять рассматривать все подряд полки — я тут же увидела несколько отличных ртов. Вот что значит подготовленность! Рты были в основном, кажется, женские; вообще-то, как я убедилась, определить пол отдельно взятого рта не так-то легко. Некоторые рты были электрифицированные, некоторые механические, а еще был рот, одновременно согревающийся, сосущий, увлажняющийся изнутри и притом всего на двух маленьких батарейках; если бы он был сделан не в континентальном Китае, а хотя бы в Малайзии, я бы точно не удержалась, чтоб его не купить.

Решив в таких обстоятельствах не торопиться с выбором, я осмотрела зал. Посетителей было совсем немного, и конечно же, я сразу узнала среди них ту самую парочку, которую видела в прошлый раз — я говорю не о супругах, а о двух девочках дискотечного возраста. Они стояли, тесно прижавшись друг к дружке, и держались за руки. Они смотрели на те двухголовые члены, которые еще оставались в продаже. Тут до меня и дошло, что это любовницы; наверно, я могла бы это заметить и в тот раз, но внимание мое тогда было поглощено совсем другими вещами.

Как ни странно, я впервые в жизни видела живых лесбиянок, притом таких молоденьких. И одно дело, когда они в постели, а совсем другое — когда вот так, в быту. Они показались мне такими трогательными, беззащитными… ну, как Ипполит, когда я Его выбирала. Они как бы вдвоем противостояли ужасному окружающему миру. Никогда обычная парочка — разнополая, я имею в виду — не вызывала во мне таких чувств… даже самая трогательная, даже старик со старушкой.

Да, подумала я; видно, в этом что-то есть… Никогда я не ощущала в себе никакого гомосексуального импульса. Никогда не завидовала описанной поэтами высоте таких отношений, никогда не стремилась испытать. А вот тут, глядя на этих девиц, почему-то призадумалась… да и даже не глядя — застеснялась дальше глядеть. Стыдно мне стало, будто подглядываю. Хотя тоже странно — столько раз в жизни подглядывала… В общем, я побыстрее вышла из магазина — даже рот не купила; не то забыла, не то расхотелось покупать.

Дура я, да?

Не пиши мне сейчас; пусть это будет в оффлайне. Как в старину. Напиши мне длинное письмо со всякими рассуждениями, как в старину. Я сегодня не хочу заниматься сексом ни с кем — ни с тобой, ни с собой, ни с Ипполитом. Посмотрю телевизор да и лягу спать.

Какая скотская жизнь! Что бы я делала без тебя, мой цыпленок? Мне взгрустнулось. Только не надо меня утешать; если твое письмо будет еще более грустным — пусть. Может быть, нужно поплакать. Я давно не плакала — а ведь это тоже типа воздержания, а значит, неправильно и вредно. Я целую тебя.

Много, очень много мог бы порассказать Вальд о своем замечательном, небывалом путешествии. О том, например, как они попали в жесточайший шторм; неба не было видно, и снасти скрипели под высоченными волнами. Посреди горячих молитв Вальд в отчаянии звал Сида, но Труба отвечала молчанием, казавшимся гробовым. Вальд уж поверил, что его спутника смыло волной с гладкой крыши, уж приготовился было оплакать его, даже вспомнил кусочек заупокойной мессы… но когда стихия отступила, Труба неожиданно ожила. Сид, оказывается, проявил незаурядную ловкость, посреди шторма залез в «круизёр», да так и отсиделся в его комфортабельном салоне. Внутри прочной автомашины он чувствовал себя в полной безопасности, в то время как Вальд со страусом, беззащитные, промокли до нитки. Вот смеху-то было!