Анна среди индейцев - Пегги Херринг

— Аня, мы в беде.

— Т-с-с-с. — Я прижимаю палец к его губам. — Спи.

Когда я убираю палец, он говорит:

— Не знаю, что делать. Мы пропали. — Он берет мой крест и медленно проводит большим пальцем по каждой перекладине. Его рука дрожит. — Надежды нет.

Наше положение ужасно. Хуже, чем все, что мы когда-либо могли себе представить. Если нас не убьют колюжи, то мы погибнем от голода, холода или дикого зверья. Никто не осмеливается об этом заговорить, но это правда. Хочется надеяться, что муж верит в свой план и в мудрость указаний, которые он столь смело раздавал команде. Все мы зависим от его уверенности в себе — не знаю, что с нами случится, если ее не будет.

— Все будет хорошо, — шепчу я. — Нам придется несладко. Но мы доберемся до «Кадьяка».

Он отпускает серебряный крест и кладет руку мне на щеку. Я улыбаюсь.

— Теперь спи. Утром тебе станет легче.

Его рука сползает с моей щеки на плечо.

— Анечка, — бормочет он. Отблески костра мерцают в его глазах. Пальцы скользят по моей руке и переходят на талию. Он тянет за завязки на юбке и придвигается, чтобы поцеловать меня.

— Коля, — говорю я тихо. Отстраняюсь.

— Ну же, — он обхватывает мою ладонь и притягивает ее к своему паху.

— Нет! — Я с силой пихаю его в грудь. Но перед этим успеваю почувствовать его твердость.

Он лишился рассудка. Нет. Не сейчас, не здесь. Я сажусь и выползаю из палатки.

— Куда ты? — спрашивает он.

— Я… по женским делам.

Я сбегаю в лес. Когда я миную кольцо часовых, Овчинников, который опять стоит на страже, вскидывается. Я останавливаюсь, берусь за юбку, и он понимает, что нужно деликатно отвернуться. Жучка проснулась и последовала за мной в темноту.

Я сажусь на корточки в кустах. Из-за тумана ничего не видно, но я знаю, что Жучка оповестит меня, случись какая угроза. Как и все животные, она отлично чувствует все, что происходит вокруг. Я облегчаюсь. Но потом еще долго сижу, сжавшись, потому что не хочу возвращаться в палатку к Николаю Исааковичу.

— Аня? — наконец зовет он.

— Сейчас вернусь, — отзываюсь я. Но остаюсь на месте.

— Аня? Где ты? — снова зовет он через несколько минут.

— Иду.

Но вместо этого я жду дальше. Жучка скулит и тычется в меня головой. Забавная девочка. Чего она хочет?

Наконец я поднимаюсь. Медленно иду к костру. Как мне избежать такого унижения? Но. к моему удивлению, когда я подхожу к палатке, Николай Исаакович спит. Он лежит на спине, посередине моей накидки. Его руки и ноги широко раскинуты. Он негромко похрапывает.

Я не осмеливаюсь его будить. Ложусь как могу. По крайней мере, часть моего тела не на сырой земле. Жучка сворачивается у противоположного бока. Я могу рассчитывать, что ее шерсть сохранит меня в тепле.

Глава шестая

Далеко впереди на тропе шуршат листья и тихо трещит ветка. Овчинников и Котельников, идущие впереди, поднимают ружья.

— Стой, — говорит Тимофей Осипович. — Не стрелять.

Из-за деревьев выступают и тихо приближаются к нам трое мужчин и женщина. Мужчины вооружены копьями, но держат их опущенными. Женщина молодая, моложе меня. На ней юбка из кедровой коры, голову и плечи покрывает накидка, в отличие от моей, не распахивающаяся впереди. На ногах у нее сапоги из коричневых звериных шкур. В изгибе спины расположилась плетеная корзина. Она крепится ремешком ко лбу женщины. По тому, как напряжена ее шея, я делаю вывод, что корзина не пуста. Женщина улыбается.

В то же мгновение она напоминает мне Клару, девушку, которую я знавала в Петербурге. На балу Клара никогда не оставалась без партнера. Все новые па становились известны ей ранее, чем кому-либо другому: экосез, англез и даже мазурка, когда большинство о ней едва слыхали, — и она ни разу в жизни не взглянула в мою сторону. Я несколько раз пыталась завоевать ее расположение, улыбаясь ей. Постоянно ходили слухи о ее помолвке — то с красавцем князем, то с богатым графом, то с кем-то еще, кто казался наиболее достоин ее руки на текущей неделе, — но до моего отъезда из города так ничего и не было объявлено.

Мужчины разглядывают нас: мне кажется, они пытаются определить, кто наш тойон. Николай Исаакович тоже это замечает и выступает вперед, но приветствует их Тимофей Осипович на языке, который знает.

— Вакаш.

Они выглядят удивленными, но откликаются доброжелательно, затем умолкают. Тимофей Осипович отвечает и задает вопрос.

Всего шесть дней назад, когда мы впервые встретились на берегу с колюжами, они вели себя дружелюбно, но все быстро изменилось. Кажется, эти колюжи тоже пришли с добрыми намерениями, но как можно знать наверняка? Они стоят так близко, что, если Котельников снова даст волю нетерпению или кто-нибудь из алеутов занервничает и поднимет оружие, один из нас вполне может быть убит.

Затем, качнув бедром и поведя плечом, женщина приспускает корзину. Достает оттуда несколько кусков сушеной рыбы и протягивает Тимофею Осиповичу. Тот принимает рыбу, что-то говорит — наверное, спасибо — и передает Марии.

После дальнейшего обсуждения Тимофей Осипович поворачивается к нам.

— Ну, — начинает он, — это другие колюжи. Другой клан. И похоже, они воюют с теми, от которых мы так натерпелись.

— Другой клан? Они выглядят точно так же, — говорит Котельников.

— А как же женщина? — отвечает ему американец. — Раньше женщин не было.

— Вы им верите? — спрашивает Тимофея Осиповича Николай Исаакович.

Тот пожимает плечами.

— Кто знает? Тимофея Осиповича Тараканова уже пытались дурачить. Но они говорят ужасные вещи о тех, других колюжах: как они нападают на их деревни, берут в плен их людей и заставляют работать на них. Говорят, что те, другие колюжи воруют их еду и орудия. И еще утверждают, что сами они люди мирные.

— Думаете, они действительно воюют с теми, другими колюжами?

— Кто знает? Вполне может быть.

Муж размышляет над услышанным, пока наконец тоже не пожимает плечами.

— Думаю, надо им поверить, — говорит он. — В конце концов, будь у них дурные помыслы, они бы уже напали.

— И не стали бы давать нам еду, — робко говорит Собачников. Тимофей Осипович бросает на него очередной испепеляющий взгляд, и главный такелажник отводит глаза. Мне жаль его. Что бы он ни говорил и что бы ни делал, Тимофей Осипович всегда им недоволен.

— Не знаю, — говорит Котельников. — Я им не доверяю.

— Ну, я тоже не знаю, — резко отвечает муж. — Но их всего четверо, и эта женщина тощая, как ощипанная куропатка. Чего