Что-то на айтишном. Продуктовый подход к развитию личности - Ирина Баринская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом в семье случилось несчастье, которого никто не ожидал. Следом я закончила отношения, потому что поняла, что мне с самой собой тяжело, не говоря уже о партнере. Все планы на новый год и праздники отменились, и у меня не было сил строить новые. Я отключила телефон, заперлась дома с котом, а после боя курантов и вовсе уехала в глушь – дом своих родителей, который находится так далеко от всей суеты, насколько это возможно. Все праздники у меня оставалась всего одна задача – быть хорошей дочерью и помочь семье справиться с трудностями, свалившимися на нас: провести время с мамой, поговорить с папой, фасилитировать, коучить и менторить, инвестировать все свои знания и опыт в то, чтобы хоть немного облегчить груз тоски и всего, что навалилось на членов моей семьи.
В Москве после праздников я сидела в квартире и несколько часов слушала звенящую тишину. Все голоса стихли, свой собственный я не слышала уже так давно, что даже забыла как он звучит. В понедельник я не смогла включить рабочий ноутбук из-за технических неполадок. Во вторник, когда я приехала в офис и начала читать первые письма, я поняла, что больше так не могу. Несколько часов я просидела перед компьютером, скролля чаты и другие каналы, читая буквы, но не складывая их в слова. Кажется, мне что-то говорили коллеги, кажется, я что-то отвечала, но каждое слово давалось с трудом, а смысл сказанного я даже не пыталась уловить – просто примерно понимала общую суть, поэтому могла отвечать впопад. Еще через час я написала заявление на увольнение.
* * *И вот я здесь – в начале 2022 года, в кабинете своего руководителя, в растянутом грязном свитере, трениках и с немытой головой. Он говорит мне о том, что нельзя принимать решение с точки зрения выгоревшего человека, и он, безусловно, прав. Я не могу сказать ему о том, сколько мне понадобится времени на восстановление, но взрослые люди приходят на такие встречи уже с готовым решением, к которому подводят весь разговор. Я договариваюсь о месячном отпуске с полным выходом из рабочей коммуникации, чтобы снова начать слышать свой голос, который точно мне скажет, что и как я хочу дальше.
Я завершила очередной безумный эксперимент над собой длиною в три месяца, решив посмотреть, что будет, если я нарушу все свои правила коммуникационной гигиены, работавшие больше года. Проигнорирую все звоночки, сигнализирующие о начале выгорания, чтобы зафиксировать результат, описать его и иметь возможность передать это знание тому, кому оно может облегчить жизнь. И это сработало, потому что теперь ты читаешь эти строчки, а твоя нейронка уже формирует новые связи, которые будут помогать тебе в любой коммуникации выбирать себя, а потом уже разбираться со всем остальным.
Часть 3. Как вовремя остановиться и закрыть дыры, через которые уходит твой ресурс (опробованные практики + результаты)
Я люблю ставить над собой эксперименты, чтобы проверить те или иные гипотезы и осмыслить происходящее с точки зрения наблюдателя. К 2020 году со мной произошло несколько серьезных эпизодов выгорания, которое напрямую связано с моим родом деятельности. Поэтому я решила, что в новый рабочий проект я пойду осторожно и осмысленно. Попробую выстроить свою жизнь и коммуникации так, чтобы они не сжигали меня, но в случае возникновения запаха жареного не стану предпринимать никаких кардинальных мер и просто понаблюдаю, во что это выльется, и решу, как с этим работать.
В мае 2020 года мне сообщили, что меня берут на работу в самую крупную корпорацию в России на тот момент и самый крупный банк в Европе на текущий. Для меня это было равносильно получению золотого билета Вилли Вонке, потому что несколько месяцев после возвращения из Израиля я не могла найти работу. Был разгар первой волны пандемии, а внутри меня прочно пустил корни синдром самозванца, который превратился в голос, твердящий мне, что я ничего не знаю и не умею, мой удел – чердак родителей, где я состарюсь в безвестности и одиночестве, потому что не могу общаться с людьми.
Мне очень повезло. Первый месяц работы пришелся на глубокую удаленку и формат общения в зуме. Я составила план по медленному и аккуратному знакомству с коллегами: первая встреча – интервью и знакомство, вторая встреча – обсуждение моих идей по работе, третья встреча – презентация плана действий и сбор обратной связи, четвертая – нетворкинг или просто поболтать. Так за четыре недели мне удалось познакомиться со всей командой и вывести общение с каждым на тот вектор, который подходил обоим и был уместен.
Помимо этого, я построила график знакомств и интервью с людьми из соседних подразделений – теми, кто разрабатывает IT-продукты с кем были возможны любые рабочие пересечения. Я готовила питч[66] о себе, своей роли, подразделении, в котором я работаю, о задачах, которыми буду заниматься, а потом задавала вопросы. Мои встречи проходили с двух ноутбуков: в одном был зум, в другом – заготовки текстов, подлежащих проговариванию. И если с командой все было плюс-минус на дружеской ноте, здесь начиналась реальная терра инкогнита мира современной корпорации. Было разное, в том числе и негатив, но это меркло рядом с фактом, что я не понимала 90 % из того, что говорят мне люди.
«Меня бросил язык мой, был полный тупик»[67]. Казалось, что может пойти не так с русским языком, который был не просто родным, но и прокачанным на филологическом факультете МПГУ, во время работы журналистом, копирайтером и еще много кем всего лишь за год эмиграции? Оказалось, что многое. Весь год основная коммуникация шла на смеси английского и иврита, которые я лихорадочно изучала, стараясь поглощать контент на этих двух языках, чтобы быстрее ассимилироваться. Также у меня было довольно много русскоговорящих знакомых, которые болтали на странном наречии, переставляя слова в предложениях в той манере, как их произносят израильтяне, с большим
