Анна среди индейцев - Пегги Херринг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Анна? — подзывает меня к лавке Маки чуть позже. Отбросив фалды, он садится и сдвигает назад шляпу, чтобы тень от полей не закрывала ему глаза. — Вы хорошо спали?
Я киваю, вспоминая, как мы с Марией делили постель у чалатов, и думая о том, что, хотя мое нынешнее покрывало маленькое и тонкое, зато ночью у меня было неожиданно много места.
— Хорошо. Как я вчера уже говорил, следующий корабль может прийти нескоро и я не могу предсказать, согласится ли капитан на обмен. Поэтому ваше вызволение может случиться позднее, чем мы рассчитываем.
— Я понимаю ситуацию, — бормочу я. — И готова ждать, пока обстоятельства не сложатся благоприятным образом.
Маки улыбается.
— С вами будут хорошо обращаться, пусть и не так, как привычно русской дворянке, но, надеюсь, жизнь здесь будет для вас не лишена удобства. Возможно, некоторые наши обычаи покажутся вам странными. Тем не менее вам будет легче, если вы станете делать, как мы.
Девушка со шрамом наблюдает за нами, стоя недалеко от нашей лавки. Сегодня она одета иначе, чем вчера. Ее накидка из кедровой коры плотно охватывает шею и подвязана веревкой на поясе. Юбка доходит до лодыжек. Ноги босы. В руках мотки веревок.
— Идите, — говорит Маки, показывая на девушку. — Идите с… — и он произносит имя, которое звучит как Инесса.
— Куда? — спрашиваю я.
Он что-то говорит девушке, та коротко отвечает.
— Она покажет вам, где мы собираем хворост. А как вернетесь, пойдете с ней по воду.
— Не понимаю.
— Анна, для вас есть работа. Сегодня вы будете собирать хворост и носить воду с… — он второй раз произносит имя девушки, но я опять не могу его разобрать. Все еще похоже на Инессу.
— Но… я не могу. Я не умею.
На его лице то же выражение, что и на лице отца, когда тот во мне разочарован.
— С такими простыми заданиями справится и дитя малое, — выговаривает он. — Но, если понадобится, она вас научит. — Он хмурится, увидев выражение моего лица. — Вы же не думали, что будете здесь бездельничать?
— Нет, — отвечаю я, осознавая, что мой голос звучит капризно, но не в силах ничего с собой поделать. — А не могла бы я делать что-нибудь другое?
— Что, например?
Он ждет ответа, но я уже достаточно насмотрелась на колюжей, чтобы понимать, что от моих талантов им мало проку. Никому не требуется журнал созвездий. Никто не вышивает салфетки. Не спрягает французские глаголы и не учится танцевать мазурку.
— Если вы собираетесь здесь остаться, вам придется работать с нами, — он встает. — У каждого из нас есть обязанности. Вы должны вносить свой вклад. Теперь ступайте с ней. Идите и делайте то же, что и она.
Он направляется к двери, и его силуэт исчезает в дневном свете.
Я следую за девушкой, которую мысленно зову Инессой. Она даже не оборачивается проверить, иду ли я за ней. Ее волосы недавно расчесаны и снова туго завязаны на затылке. Коса подпрыгивает поверх накидки. С качающейся в левой руке веревкой она идет по тропе, ведущей в лес. Даже босиком она передвигается по лесу легко, совсем как колюжка Клара.
Повсюду нас окружает хворост, но по какой-то непонятной мне причине она идет мимо.
Чем сильнее мы углубляемся в лес, тем более болотистой становится почва, солнечный свет тускнеет. Мы идем мимо высоких деревьев и свисающего мха. Шум моря исчезает, сменяется вздохами ветра в листве над головой.
Инесса сходит с тропы. Я иду за ней, перебираясь через трухлявые стволы деревьев и торчащие из земли корни. Инесса останавливается и бросает веревку. Наклоняется над павшим деревом. Упирается в него ногой и начинает крутить тонкую веточку, пока та не ломается. Инесса бросает ветку на землю, потом выкручивает вторую и бросает поверх первой.
Вокруг полно веток. Они, скорее всего, мокрые, но скоро высохнут. Наверняка это легко. Я беру одну — она не тяжелая — и добавляю к веткам Инессы. Следующая чуть толще, ее испещряют завитки бледного лишайника. Я выпутываю ее из зарослей и кладу в нашу кучку.
Инесса смотрит на толстую ветку, потом на меня и смеется. Пинает ветку.
— Что ты делаешь? — вскрикиваю я.
Моя ветка разваливается, как песочное печенье. Она вся гнилая. Ни за что бы не загорелась.
Я отхожу в поисках хвороста получше. Пытаюсь найти такое же дерево, как то, над которым работает Инесса. Пока ищу, слышу, как трещит ветка за веткой, увеличивая ее кучу. Треск слышится все тише, а я все еще не могу найти павшее дерево, которое не до конца сгнило. Поднимаю веточку, которая выглядит сносно. Потом слышу, как зовет Инесса:
— Шуук![34]
У меня всего одна хворостина, но я иду на ее голос.
Она снова зовет:
— Хитак алшиле исид! Ва сакик?[35]
Когда я возвращаюсь, она стоит возле двух связок хвороста, обмотанных веревками, которые она принесла с собой. Она смотрит на мою ветку потрясенным взглядом, потом выхватывает у меня из рук и кидает в кусты. Забрасывает одну связку на спину и натягивает на голову ремешок, который я не заметила. Ремешок крепится к связке.
Вторую связку она оставляет мне.
Пока она не ушла далеко, я поднимаю связку и пытаюсь так же закинуть на спину. Но когда у меня наконец получается, я не могу дотянуться до ремешка. Как она это сделала? Я пытаюсь вспомнить последовательность движений, куда идет какая рука, но мне некогда разбираться, потому что я могу потерять ее из виду.
Я беру хворост на руки и прижимаю к груди. Мне едва видно поверх связки. Но если спина Инессы скроется из виду, я столкнусь с куда бо́льшими неприятностями.
Мы с Инессой несколько раз возвращаемся в ту же рощу. Каждый раз она собирает и несет обратно бо́льшую часть нашей добычи, однако каждый раз я справляюсь чуть лучше. По сравнению с ней я очень медлительна, но она больше не пинает и не выбрасывает приносимые мною ветки. Я наблюдаю за ней и наконец вычисляю последовательность движений, необходимых, чтобы успешно поместить связку за спину.
Когда мы заканчиваем, Инесса дает мне корзину размером с ведро для угля, сама берет такую же и ведет меня по тропинке в противоположном направлении.
