Она - моё табу - Настя Мирная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я всё сделала правильно?
— Да, Манюня. А теперь одевайся, а то уж больно соблазнительная картина.
Стаскиваю взгляд на торчащие из воды вершинки, и она тут же прячет их предплечьями. Выдёргивает у меня лифон и натягивает его. Поворачиваю к себе спиной и застёгиваю.
— На какой крючок?
— На второй. — дёргано вздыхает и добавляет, опустив голову. — Ты очень большой, Андрюш. Я не знаю, как смогу… Как он в меня… поместится. — заикается, царапая мои руки, сложенные на её животе.
Наклоняю голову и прихватываю губами мочку уха.
— Поместится. Женское тело умеет приспосабливаться, подстраиваться под своего мужчину.
— Я не уверена… — так же глухо шелестит.
— Зато я уверен, малышка. Когда придёт время, у нас всё получится.
— Я верю тебе.
Прокручивается лицом ко мне, обнимает за шею и столько во взгляд вкладывает, что меня закручивает в водовороте её эмоций.
— Ты можешь меня просто обнять? — выбивает с дрожью.
— Могу. Если тебе это надо.
— Надо.
Обнимаю. Придавливаю. Глажу. И растворяюсь в этой девочке-женщине.
Глава 28
Не думал, что для счастья достаточно одной улыбки
— И как это есть? — раздражённо бурчит Крис, поглядывая на обуглившуюся картошку.
— Ты никогда не ела печёную картошку? — толкаю, поднимая вверх одну бровь.
Она смотрит на меня исподлобья со злобным прищуром. Отворачиваюсь, только чтобы вытащить последнюю картошку из углей, и сажусь рядом с Царёвой. Обчищаю ножом нагар и протягиваю ей.
— Только осторожно, она горячая. — предупреждаю на всякий случай.
— Прямо так есть? В кожуре? — с недоверием выписывает.
Не могу поверить, что Кристина никогда не пробовала картошку из костра. У неё вообще детство было? Знаю, что папаша у неё вечно занят на службе, но неужели настолько всё плохо?
Очищаю вторую картофелину и надкусываю, подавая пример. Фурия сомневается недолго. Дует на свою, остужая, кусает и прикрывает глаза.
— М-м-м… — тянет с набитым ртом. — И правда вкусно. А соль у нас есть? — с улыбкой протягиваю ей спичечный коробок. Она щедро засыпает картошку и протягивает мне соль. — Тебе посолить? — киваю и позволяю посолить мою. — Хватит?
— Хватит. Я не люблю сильно солёное.
— А я наоборот. И острое тоже. Только у меня гастрит и мне нельзя. — заметно приунывает, разметав взгляд по накатывающим на берег волнам. Глубоко вздыхает. Приобнимаю за плечо и подтягиваю к себе. Девушка роняет голову мне на плечо и запрокидывает назад, заглядывая мне в лицо. — Ты очень хороший. — шепчет вдруг. — Я тебя не заслуживаю.
Быстро поднимается на ноги и неторопливым шагом направляется к морю. Лёгкий ветер колышет белое платье и шоколадные волосы. Даже с расстояния замечаю, что она отчего-то расстроилась и грустит. Встаю и иду следом. Ничего не говорю, когда вскидывает на меня вопросительный взгляд. Беру за руку, сплетаю наши пальцы и увлекаю дальше по пляжу.
Вода приятно холодит и щекочет стопы и щиколотки. Ветер обдувает горячую кожу. Подворачиваю штаны, избегая мочить их. Завожу наши руки Кристинке за спину и прижимаю к боку. Легко прикасаюсь губами к волосам, не сбавляя шага. Она сама прибивается ближе и оборачивает свободной рукой живот. Какое-то время так и бродим туда-сюда вдоль кромки воды, слушая шум моря и крики чаек. Наблюдаем, как они спускаются к воде и взмывают вверх с добытой рыбой.
— Здесь так тихо и спокойно. Умиротворённо. — шелестит Крис негромко. — Я никогда не любила тишину. Старалась всегда быть там, где шум, оказаться в центре внимания. Никогда не думала, что можно наслаждаться тишиной. Что для счастья достаточно горелой картошки, моря и одного единственного человека.
Всё это она говорит, ни разу не взглянув на меня. Кажется, что просто рассуждает. Чуть сильнее жму тонкую талию и снова целую в висок.
— Достаточно и меньшего, если тебе это приносит радость. Я вот люблю тишину. Когда у тебя полный дом младших братьев, не так часто удаётся насладиться ей.
— Я завидую тебе. — выдаёт Фурия расстроенно. — У меня дома всегда тишина. Наверное, поэтому меня тянет к шуму и толпе. Хочется сбежать от неё. Но знаешь, Андрюш, — переводит дыхание и поднимает на меня влажный взгляд янтарных глаз. Стягиваю свой на неё. Встречаемся глазами, и снова внутри что-то переворачивается. Приходит в разруху, дабы дать место чему-то очень важному, — с тобой мне этого не надо. С тобой легко, свободно и так спокойно. Хочется остаться одним в целом мире. Чтобы всё исчезло. Только ты и я.
Останавливаюсь и поворачиваюсь к Кристине лицом. Она тоже. Накрываю ладонью щёку. Фурия опускает ресницы и трётся о неё с нежной улыбкой. Мотор расходится от души. Грохочет по костям, как барабанщик Рамштайна, но при этом сжимается, чтобы следом разрастись и заполнить собой всё пространство. Склоняюсь и прижимаюсь губами к губам.
— Только ты и я. — подтверждаю спокойно. — Так и есть, Манюня. Никого больше нет.
Она отвечает на поцелуй порхающими движениями опиумных губ и сама тащит меня дальше по пляжу. Снова повисает безмолвие, но оно такое комфортное, что нарушать его даже не хочется. Достаточно просто обнимать Крис, чувствовать исходящее от неё тепло и быть рядом.
— Расскажи мне о свой своей семье. О себе. — просит приглушённо, повернув на меня голову.
— Что ты хочешь узнать?
— Не знаю. — пожимает плечами и звонко смеётся. — Всё! Я хочу знать о тебе всё!
Поворачивается задом наперёд и цепляет обе мои руки.
— Упадёшь, Фурия. — предупреждаю, подтягивая её к себе и удерживая поперёк тела.
Она тормозит, цепляется в плечи и становится на пальчики.
— А ты не давай мне упасть.
— Не дам.
— Поцелуй меня.
Целую, конечно. С тихим смехом накрываю её рот. Меня распирает от той нежности, что трещит между нами, когда сталкиваемся губами. Многие назовут поцелуи без задействования языка детскими, но я так не считаю. В них куда больше чувств, чем в страстном контакте. Вся нежность, любовь, теплота, что есть в ресурсах. Всё ведь ей отдать готов. Единственной девочке, что смогла так глубоко задеть.
Глажу пальцами её лицо. Задеваю серёжку в носу. Крис крепко держится за мои плечи, но тоже находит способ как-то ласкать кончиками пальцев. Всем телом прижимается. Отрываюсь от её губ и сам не понимаю, что на меня находит. Сгребаю предплечьями вокруг спины и кружу. Фурия всего на мгновение теряется, а потом расходится счастливым громким смехом. И я смеюсь. Брызги воды летят во все стороны. Штаны промокают
