Она - моё табу - Настя Мирная

— Больно было? — выталкиваю тихонечко, ведя пальцами по широкому рубцу.

— В тот момент нет. Адреналин ебашил. Вот когда отпустило, уже не так весело было. Потом ещё и родители ни один месяц на мозги капали. С тех пор почти всегда только в экипировке.

— Почти всегда?! — взвизгиваю, отодвигаясь на достаточное для установки зрительного контакта расстояние. — Тебя ничему жизнь не учит?!

Псих негромко, но как-то басисто смеётся и прижимает меня обратно. Вообще ни сантиметра между нашими телами не оставляет.

— Научила. Я всегда в шлеме. То же и братьям в голову втолковываю. Если еду не кататься, а по делам, то натягиваю только куртку с защитой. Но вот ты урок точно не извлекла. — из его голоса исчезает всё веселье и появляется тяжёлое напряжение. — После того, что случилось с тобой…

— Андрей! — гаркаю, выбираясь из его рук. Подскакиваю на ноги, хватаю и натягиваю платье. Он подходит сзади и с силой стискивает мои бёдра. — Я уже говорила, что мы не станем это обсуждать. Хватит уже! Это случилось! Этого не изменишь! Прекрати меня мучить!

Дёргаюсь вперёд, но мужчина рывком всаживает спиной в грудную клетку и намертво припечатывает предплечьями. Одной рукой прижимает за живот, а второй на ключицах. Склоняется к уху и угрожающе тихо высекает:

— Почему ты так одеваешься? Неужели не понимаешь, что о тебе думают, когда видят твои кожаные шорты, открытые топы, выделяющиеся соски, красные губы? Это зелёный свет на то, что девушка ищет приключений. — тяжело сглатываю и прикрываю веки. Андрей не успокаивается, добивает до конца. — Ты одним своим видом и поведением провоцируешь мужиков на то, чтобы тебя опять взяли силой. Зачем ты это делаешь, Кристина?

— Хватит, Андрей! — ору, вгоняя ногти в его руки. — Замолчи! Я не хочу тебя слышать! Не хочу! — закрываю уши руками и шагаю назад. — Оставь меня!

Крепко зажмуриваюсь, когда перед глазами мелькают флешбеки моего позора. Меня не спасла скромная одежда. Милые платья с цветочками. Ничего не спасло.

Глубоко вдыхаю и смотрю замыленным, расплывчатым взглядом на замершего статуей Дикого. Он с силой жмёт кулаки. Зубы скрипят, а желваки гуляют на острых скулах. Даже то, что он в одних трусах, не сбавляет исходящей от него угрозы. Мышцы на грудине, плечах и животе словно окаменели. На предплечьях, как никогда раньше, чётко выделяются синие канаты натянутых вен.

С одной стороны, я могу его понять. Ведь именно так всё и выглядит, но с другой…

— Андрей. — зову хрипло, но достаточно громко. Он дёргается и закрывает глаза. Делаю пару шагов ему навстречу и повторяю: — Андрей.

— Не сейчас, Крис. — холодно обрубает он и отворачивается.

Вижу, как по перегруженной напряжением спине проходит судорога. Прикладываю ладошку к левой стороне. Чувствую, как грохочет его сердце. Какие сбои выдаёт. Оборачиваю руками торс и вжимаюсь лицом между лопаток. Теперь и его колотун ощущаю. Он ведь любит меня. Поэтому и ведёт себя так.

— Андрюша. — шелещу тихо-тихо. Забиваю лёгкие солёным ветром. — Андрюш, когда это случилось, я не была такой. Тот день меня изменил. После него я стала так одеваться. Доказывала всем, что ничего не боюсь. Что сильнее их. — с таким шумом дышу, что не уверена, что Дикий вообще мои слова слышит. Это же то, что я никому не говорила. И папа, и Пашка спрашивали, почему я вдруг так изменилась, а я не могла им сказать. — Андрюш, знаю, что ты не можешь этого понять, но хотя бы постарайся. Ты сказал, что принимаешь меня такой. Так прими.

Он с такой скоростью оборачивается, что я не держусь на ногах. Скольжу по гальке и начинаю заваливаться назад. Андрей ловит. Прижимает. Оглушает сердечным стуком. До боли сдавливает.

— Это ты пойми, Кристина. Я не хочу видеть свою девушку такой. Не хочу, чтобы на неё все пялились, как на доступную дешёвку. И я, блядь, не хочу, чтобы это повторилось. Я не могу всегда быть рядом. — с давлением толкается лбом в переносицу. Обжигает утяжелёнными урывками дыхания лицо. Меня начинает крупнее трясти. — И я каждую ебаную минуту думаю о том, где ты и с кем. И к чему это приведёт. Я ненавижу тебя, Крис. Просто, блядь, до безумия ненавижу. — не отрываясь, качает головой. — Ты хоть представить себе можешь, что я чувствую, сидя за забором, пока ты разгуливаешь ночами в костюме шлюхи? — на возмущение ресурсов нет. Все уходят на то, чтобы дышать и заставлять сердечную мышцу сокращаться. — Можешь, Крис?! — настаивает мужчина. Отрицательно веду головой. — То-то же. Хоть на минуту поставь себя на моё место. Я боюсь за тебя.

— Андрюша. — толкаю всхлипом и прибиваюсь к его губам. Оборачиваю шею и скрываю на ней лицо. Только после этого и он притягивает к себе за талию. — Прости меня. — шелещу со слезами на глазах. — Я правда не думала, что тебя это так цепляет. Давай сделаем так: я больше не буду так одеваться, а ты перестанешь расспрашивать о том, что случилось.

Он с яростью тянет через нос кислород. Грудную клетку распирает на вдохе с таким давлением, что создаётся впечатление, что и мои кости от этого напора сейчас хрустнут.

— Почему ты молчишь? — вот, что спрашивает вместо любого другого ответа.

— Потому что не могу говорить. Поверь, это не мой каприз. Я защищаю свою семью. И больше никаких вопросов! — вставляю резко, как только он открывает рот. — Пообещай мне, Андрей! — он зло смотрит, скрежеща челюстями. — Пообещай!

Дикий с шумом выдыхает и немного расслабляется, но продолжает прочно удерживать меня.

— Обещаю. — хрипит обречённо и отпускает. — Пора возвращаться в часть, а то не успею на построение.

Молча одевается, собирает остатки еды и мусор. Я так и стою, наблюдая за ним. Ни сказать ничего, ни пошевелиться не могу. Кажется, что я что-то разрушила. Что-то очень хрупкое, уязвимое. Андрей закрывается, отстраняется, становится холодным. С полным безразличием занимается делами, даже не взглянув на меня. Зашнуровывает берцы, натягивает и застёгивает китель, набрасывает на голову кепку, берёт пакеты и только после этого, будто спохватившись, смотрит на меня из-подо лба. Мрачно так. Жутко. Ёжусь под его взглядом. Обхватываю плечи руками и растираю их, словно на землю вдруг обрушилась холодная ночь. И трясусь. Ничего с этим сделать не могу. Почему-то больно становится. Я его теряю? Теряю?

— Не плачь, Фурия. — просит, оставив пакеты и подходя ко мне. Только когда стирает пальцами капли слёз, понимаю, что плачу. — Извини, Манюнь. Я не стану больше спрашивать. — притискивает к себе, ласково водя ладонями по спине. — Просто