Зов красной звезды. Писатель - Бэалю Гырма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сирак снова вспомнил злосчастную книгу. Когда же наконец он ее напишет? Задумана она была, когда Цегие ждала ребенка. Трудное было время. Пришлось искать работу. И он ее нашел. А сколько времени ушло на поиски жилья! Тогда было не до литературы, и книгу он на время оставил. Когда же принялся за нее вновь, слова отяжелели, словно камни. Писалось трудно. Сколько страниц изорвал! А теперь оказалась изорванной в клочки вся рукопись. Надо начинать все сначала.
Спасибо Себле, после знакомства с ней работа наладилась. Какая нелепость, что именно из-за нее он лишился рукописи. Теперь все пошло прахом… И его творческая жизнь тоже…
— Добрый вечер, господин, — услышал Сирак голос Вубанчи.
— А, это ты!
— Что не заходите в дом?
Сирак залюбовался луной. Он взглянул на служанку, та застенчиво улыбнулась.
— Ты почему не ходишь учиться? — спросил Сирак.
— Работы много, — замялась девушка.
— Какой еще работы? — сказал Сирак и, не дождавшись ответа, поспешил уйти.
Как только он открыл дверь, Иоханнес бросился к нему навстречу, повис на шее. Сирак поцеловал сынишку и прошел к обеденному столу. Положил на стол рукопись Искандера и обратился к жене:
— Почему ты не пускаешь Вубанчи в школу?
Взгляд Цегие скользнул по папке с рукописью.
Набросив на плечи накидку и повязав, как обычно, косынку, она взялась разогревать куриный вотт, от которого шел дразнящий запах.
— Я тебе говорила, чтобы ты не вмешивался в мои отношения с прислугой. — Она сверкнула своими огромными глазами. — Уже успела нажаловаться? Видно, эта девочка еще себя покажет, твердым орешком будет!
— Да не жаловалась она. Я сам спросил только что на улице. Говорит, работы много. — Сирак сел на стул и, взяв сына на колени, стал играть с ним «в лошадки». — Но даже если работы действительно много, нужно, чтобы она обязательно училась, — строго сказал Сирак.
— А кто вместо нее дела делать будет?
— Она же, только после возвращения из школы.
— Ты, видно, хочешь из меня прислугу сделать. Только и твердишь: «Как она питается? Почему мало спит?» А теперь еще: «Почему не ходит в школу?» Посади ее себе на голову и перестань меня терзать. Тех слуг, что были до нее, ты так избаловал, что они в грош меня не ставили, и в конце концов в благодарность за хорошее отношение бросили работу и ушли. Да что попусту говорить — все равно что воду в ступе толочь. Лучше бы обо мне позаботился.
Она налила воду в кастрюлю. Сирак обхватил голову руками:
— Послушай, Цегие, не надо возвращаться к пререканиям. Я так устал от скандалов. Говорю тебе — она должна учиться.
По его виду и тону Цегие поняла, что он настроен решительно, и, однако, не могла себя смирить:
— Вспомни Буше и Дынке. Что толку от их учебы? Подумать только, грамотная Дынке!
— Они тоже люди.
— Думаешь, они учатся? Им лишь бы от работы отлынить. Собираются и болтают часами.
— Сплетни это!
— Ну, выучится Дынке, а что дальше? — упорствовала Цегие.
— Знания еще никому не повредили.
— Собираются шестидесятилетние старики и старухи и учат буквы! Пустая трата времени!
— Как ты не права! Вывести людей из тьмы — разве это пустая трата времени?! Это великая цель, — сказал Сирак, продолжая играть с Иоханнесом.
— Ну и цель!
— Неужели ты не видишь светлого будущего?
— Сны я смотрю, когда сплю.
Ирония в словах жены покоробила Сирака.
— Меня удивляет, что ты сама из бедной семьи, и так рассуждаешь.
— Опять попрекаешь меня бедностью!
— Да не о том я.
— А о чем? Будто я сейчас выбилась из нищеты, — кричала Цегие.
— Все мы выбьемся, но лишь вместе с народом. Не надо терять надежды, — убежденно произнес Сирак.
Цегие не отрывала взгляда от папки на столе.
— Надежды — не хлеб, ими сыт не будешь. Ты вот все надеешься, что твои книги будут читать! — зло рассмеялась Цегие.
— А почему мне не надеяться? Те, кто сегодня учит азбуку, завтра станут читать. Не ради же денег книги пишутся!
— Ради долгов, что ли?
— Опять ты за свое!
— Так ради чего ты пишешь?
— Таково мое призвание. Я чувствую, что должен писать. Каждое слово обновляет мой дух, каждая мысль обогащает меня. Понимаешь?
Вубанчи принесла мэсоб.
Цегие насмешливо улыбалась:
— Каждое слово обновляет твой дух, терзая при этом тело. К чему бы это? Дай тебе волю, ты и нас принес бы в жертву словам.
Сирак весь внутренне сжался. Гнев душил его. «Что я должен сделать, чтобы она меня поняла?» — думал он.
— Неужели я представляюсь тебе таким жестоким? Я писатель, но это не означает, что я равнодушен к своей семье. Четыре года прожили мы вместе, а взаимопонимания нет. Но ведь были же мы счастливы! А сейчас? Почему мы ссоримся? Что с тобой происходит? Наша жизнь превратилась в ад, — сказал Сирак с отчаянием.
Вубанчи принесла воду для рук.
— Не просто ад, но адский ад, — добавила Цегие.
— Ад не для тебя, а для меня. Я мучаюсь. Мне необходимо закончить книгу. Ни о чем другом я не могу думать. Мне нужно время и нормальные условия. Я скоро закончу. А потом, я обещаю тебе, у нас все будет хорошо, мы станем жить в мире и согласии. Дай мне немного времени, и я никогда больше не доставлю тебе беспокойства.
Сирак вымыл руки.
— Это ты уже говорил не раз, — возразила Цегие.
— Да, говорил, но…
— Закончишь одну книгу, начнешь другую. Ты же заявляешь, что литература — твоя жизнь. — Она взяла на руки сына. — А у нас с ним нет жизни. Мы для тебя ничто. Твоя жизнь в книгах. А мы должны радоваться долгам и нищете. Видно, так угодно господу богу, а сопротивляться воле божьей грешно, — продолжала она, помешивая вотт.
Сирак слушал молча. «В общем-то, она абсолютно права, — подумал он. — Всякая женщина заботится о благополучии семьи. Для нее главное — гарантия семейного блага, а оно всегда связано с деньгами. А мои желания? Моя жизнь? Мое предназначение в жизни? Вне литературы у меня нет жизни и нет желаний. Может быть, то, что я написал, никому не нужно. Может, и эта книга тоже окажется ненужной? Но я должен писать, чтобы выразить самого себя. Может, однажды мне это и удастся. Так в чем же моя ответственность? И перед кем? Перед литературой или перед этой женщиной и семьей? Вот главный вопрос. Литература ревнива. Она не любит делиться с кем-то другим. Она более ревнива, чем
