Она - моё табу - Настя Мирная

— Расскажи, Кристина. — просит обманчиво мягко. Шмыгнув носом, утираю его рукавом джинсовой куртки. Смазанный влагой силуэт расплывается по контуру, теряя чёткость очертания. Несколько раз быстро моргаю, вытираю глаза и, замерев, смотрю в чёрные провалы. Там решимость. Там сила. Там сталь. Я же сейчас размягчённый пластилин. Нет сил противиться мощи рук, железу взгляда и непримиримости голоса. Но я пытаюсь. Втянув губы внутрь, прикусываю их. — Рассказывай. — продавливает жёстче и злее.

Не могу сейчас в глаза ему смотреть. Резким движением головы обрываю зрительную коммуникацию, но сама толкаюсь к нему, ощущая на широкой горячей шее мокроту и соль, которую сама там и оставила.

Я не должна молчать. Знаю, что не должна, но говорить нереально трудно. Вот только моё молчание не поможет нам построить нормальные, крепкие отношения. Глубоко, но рвано вдыхаю. Опустив мокрые ресницы на щёки, судорожно хриплю:

— Я приезжала к тебе вопреки запретам, потому что чувствовала себя в безопасности. Знала, что если придётся, ты обнимешь, несмотря ни на что. — приглушённо выдаю часть правды.

Просто-напросто не могу рассказать больше, пока он не задаст прямой вопрос. Это Андрей и делает. Не вынуждая смотреть в его серьёзное лицо, всё же слегка отталкивает, изучая мои глаза, мимику, дёрганые движения рук и разорванное на частички дыхание.

— Чего ты боишься? Что тебя так напугало? Кто, Кристина? — нажимает всё сильнее, грубее продавливая интонациями моё слабое сопротивление. — Говори. Всё.

— Обними крепче. — выталкиваю невнятно, но он понимает. Добавляет физического давления на кажущееся стеклянным тело. Прочёсывает пальцами спутавшиеся от поездки на мотоцикле волосы и ждёт, пока решусь. А я, как заворожённая, слушаю сильные, но сбивчивые удары его сердца и ловлю частоту утяжелённого дыхания. Но всего через какие-то миллисекунды меня прорывает, словно устаревшую, изношенную, переполненную плотину. Не могу больше удерживать в себе. Нет сил и ресурсов. Места тоже давно не осталось. Всё забито.

— Я столкнулась с… ним. — уточнения не нужны.

Судорожное сжатие кулаков на спине причиняет физическую боль, ведь Андрей сжимает в них мои волосы. Коротко пискнув, дёргаю головой, и хватка ослабевает.

— Кто он? — цедит агрессивно, не скрывая ярости.

— Не спрашивай. — выпаливаю еле слышно, но набираюсь решимости и увереннее повторяю: — Не спрашивай меня, Андрей. Ты обещал никогда не задавать вопросов на эту тему.

— Скажи. — всё так же сквозь сжатые до скрежета челюсти.

Качаю головой и выбираюсь из его рук.

— Не могу.

— Почему, блядь?! — рявкает, вскакивая с мотоцикла. Остервенело взрывает пятками берцев улежавшуюся годами землю. Закуривает. В темноте вспыхивает красный огонёк и разгорается ярче, когда Дикий затягивается. Гневно выдыхает и устремляет на меня подавляющий взгляд искажённых злым безумием глаз. — Какого хрена ты защищаешь пидара, мать твою, тебя изнасиловавшего?! Что, блядь, не так с тобой?! — быстро хватает меня за плечи и встряхивает, как пластмассовый манекен. — Зачем ты это делаешь?!

Его бешенство даёт мне необходимые на сопротивление силы. Я подзаряжаюсь от его злости. Сжимаю кулаки и рычу, не замечая катящихся к подбородку слёз:

— Думаешь, мне это нравится?! Думаешь, я хочу ходить и шарахаться?! Думаешь, я бы молча стерпела насилие, если бы у меня был выбор?! Нет, Андрей! Выбора нет! — ору, застыв напротив него, словно камень. Пошевелиться не могу, все запасы сил на крики и признания трачу. Но и Дикий не шевелится. Не моргая, смотрит на меня, как на ополоумевшую. Даже сигарета медленно тлеет, зажатая зубами. — Если бы я могла рассказать!.. Если бы у меня была возможность отомстить любым способом, законным или нет!.. Я бы это сделала! Но я не могу, потому чтоон, — ненамеренно упор на местоимение делаю, а перед размазанным взглядом холодные серые глаза и едкая улыбка победителя, — намертво меня за глотку держит! — стремительно вскидываю руку и сдавливаю своё горло, перекрывая поток кислорода. Только когда нехватка воздуха даёт о себе знать тёмными вспышками, бессильно роняю кисть вниз. Нет больше ресурсов, поэтому хрипло и сорвано шуршу: — Я ищу у тебя защиты и понимания, а не давления. Его мне в жизни хватает. Если ты не можешь смириться с таким раскладом, то ты прав — ничего у нас не получится. Лучше сразу выкорчевать, пока намертво не впилось.

Собственный голос кажется чужим. Пустым, убитым, скрипучим, без грамма эмоций или оттенка жизни. Передёргиваю плечами, обхватываю их руками и заторможенным шагом прохожу мимо застывшего Андрея. Кажется, что совсем ничего внутри не осталось. Одна вспышка. Яркое пламя. Остывший пепел. Как сигарета. Меня выкурили и бросили под ноги. Безучастно ко всему окружающему таращусь в летнюю ночь. И нихрена не чувствую. Ни холода, ни тепла, ни ветра, ни боли, ни облегчения. Вообще ничего нет. Какая-то неестественная безликость, застопорившаяся в закупоренном сердце, вывернутой душе и поруганном когда-то теле. Слова исчерпали себя, как и сердцебиение. Создаётся впечатление, что все системные работы организма затормозили, медленно, но неизбежно останавливаясь. Нет в этой девушке жизни. Сама вышвырнула. Зачем она нужна, если смысл потерян?

Когда мощные, но не менее ледяные, чем мои собственные, руки оборачивают плечи, даже не реагирую. Всё неестественным кажется, будто в плохом сне. Вразрез с холодом, исходящим от слегка подрагивающих пальцев, остальное увитое мышцами тело обволакивает теплом и подавляющей силой. Сердечная мышца с неформальной одурью вышибает в моей спине дыру. Словно хочет своим яростным напором запустить мой собственный, заржавевший от невыплаканных за годы слёз орган. За двоих этот стук энергию вырабатывает. Раскачивает знатно. Не позволяет оставаться равнодушной. Всколыхивает что-то на самом дне бездонной ямы, поднимает вверх, не давая навсегда провалиться в беспросветную пучину самокопания, сожалений и одиночества.

— Никогда. — выжигает на сердце клеймо жарким заверением. — Не оставлю тебя, Крис. Не отпущу. Готов с такой быть. С другой… С любой… Какой будешь, такую и приму. Главное, оставайся собой, не пытайся играть со мной. Не ври. Никогда не ври мне, Кристина, и не скрывай. Пусть прошлое останется в прошлом. Как будешь готова открыться, просто знай, что я готов выслушать, поддержать, укрыть от всего на свете. Я стану твоей стеной и крепостью. Подушкой и одеялом. Опорой и спасением. Буду за тебя драться. Буду за тебя убивать. Если придётся, то я дышать за тебя буду. — жарко втолковывает Андрюша мне куда-то в висок.

И он уже это делает. Пламенем своих чувств заставляет остолбеневшее сердечко сделать первый, неловкий, будто робкий, опасливый удар. А следом во всю силу заколотиться, разгоняя по пересохшим венам… Не кровь, нет. Всепоглощающую любовь. Я