Эллиот Майлз - Т. Л. Свон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Добрый, – отряхиваю зонт и складываю его.
– По расписанию вылет через пятнадцать минут, сэр. Надеюсь, вас ждет приятный полет.
– Благодарю.
Прохожу в салон и сажусь на свое обычное место.
Поехали уже, гори оно все!
Мой телефон издает нежную трель, и я бросаю на него взгляд. Кейт.
Открываю сообщение и хмурю брови.
Это песня. «Больше никогда» Лорен Олред.
Черт!
С силой провожу по лицу ладонью. Наконец меня одолевает любопытство, я надеваю наушники и включаю запись.
Это медленная песня о любви и утрате.
Откидываю голову на подголовник и тяжело вздыхаю; хочу поскорее с этим покончить.
Да полетели уже, блин!
– Мистер Майлз, – улыбается официант. – Мы предупреждены о вашем приходе, сэр. Мадемуазель Буше ждет.
Киваю.
– Спасибо.
– Прошу сюда – в отдельный кабинет.
Иду вслед за ним через стеклянный атриум; по куполу разбегаются разноцветные огоньки, стол освещен свечами. Я вижу ее, сидящую у накрытого на двоих столика рядом с камином.
Она поднимает голову, и наши глаза встречаются.
– Добрый вечер, – мягко улыбается она.
Сердце переворачивается в груди.
Она абсолютно умопомрачительна…
– Добрый вечер, – хмуро отвечаю я: она заставляет меня нервничать, и в животе что-то екает. – Извините, что опоздал.
Она улыбается мне, с намеком округляя глаза.
– Лучше поздно, чем никогда.
Кейт
Сижу на подоконнике и смотрю на дорогу, которую усердно поливает дождь.
Даже погода – и та тоска беспросветная. Точно темное тяжелое одеяло печали.
Смотрю на часы. Эллиот должен быть уже во Франции.
Представляю, как они вдвоем сидят в каком-нибудь романтическом месте, глядя друг другу в глаза.
Я же корчусь в аду – буквально.
– С вашим ужином все в порядке, мэм? – выдергивает меня из задумчивости официант.
– Ой… – опускаю глаза на свой нетронутый остывший ужин. – Да, простите… я… – беру вилку, – немного отвлеклась.
– Может быть, вина? – с надеждой спрашивает официант.
– Пожалуй, – киваю я. – Это было бы чудесно.
Он поднимает бровь, явно чего-то ждет.
– Что такое? – спрашиваю я.
– Какого вина вы хотели бы?
– А… – устыдившись, мотаю головой. – На ваш вкус.
– Хорошо.
Он уходит в кухню, а я пытаюсь съесть немного пасты.
Фу, желудок конвульсивно переворачивается, и я стискиваю зубы, чтобы подавить рвотный рефлекс.
Заставляю себя проглотить; еда – последнее, с чем я смогу справиться сегодня.
Я даже не хочу идти домой, к соседям по квартире, потому что тогда мне придется делать вид, что все хорошо… или рассказывать очередную ложь, или, того хуже, поведать им неприглядную правду.
Ни одна из этих задач мне не по силам, пока я в таком раздрае.
Просто подожду, пока все улягутся спать: так легче.
Сейчас девять вечера, и… через пару часов я буду знать.
Эллиот либо позвонит мне… либо не позвонит.
Я знаю, что позвонит… он меня любит, я знаю, любит, и я верю в нас! Он мне позвонит.
Он должен.
Я не одна. Я все это не придумала. У нас действительно есть что-то настоящее.
Я знаю, что есть.
Не может быть, чтобы я была такой легковерной дурой!
Впихиваю в себя еще порцию еды, желудок протестует, и я тяжело дышу.
Кажется, меня сейчас вырвет.
Час ночи.
Бреду под дождем по улице к своему дому. Учитывая две бутылки вина, которые плещутся во мне, я должна быть безоблачно счастлива.
А на деле я… в отчаянии.
Он с ней.
Достаю телефон и проверяю его в десятитысячный раз за этот день.
– Позвони мне, – гневно шепчу. – Ты, гад такой, позвони мне, будь ты проклят!
От слез лицо превращается в маску горя. Почему, ну почему это происходит?! Что, скажите на милость, я такое сделала, чтобы заслужить в своей жизни это гребаное дерьмо? Я потеряла родителей, моя сестра – дьяволица в юбке, а теперь еще и мужчина, которого я люблю, не отвечает мне любовью.
– За что?! – кричу небу. – Что я такого сделала, чем это заслужила?
Добираюсь до квартиры и не решаюсь войти внутрь, потому что тогда придется лечь спать.
А потом настанет утро, и слишком поздно будет возвращаться к тому, что случилось прошлой ночью.
И я узнаю, что он делал.
Передо мной встает видение – Эллиот и она просыпаются в одной постели, и он весь такой остроумный и очаровательный и восхищает ее своей сексуальностью, и она до безумия влюбляется в него.
И как ей не влюбиться?
В Эллиоте Майлзе есть много такого, за что его можно любить.
Бессильно опускаюсь на верхнюю ступеньку и тупо гляжу в пустоту. И под дождем, поливающим меня, мокрую, испуганную и одинокую, – я плачу.
Молчание – вот что убивает. Вещи, которые остаются не сказанными.
Концовка, которой так и не случилось.
Трое суток.
Семьдесят два часа. Четыре тысячи триста двадцать минут.
Слишком много секунд, чтобы сосчитать.
В моем кабинете тикают часы. Словно в мегафон, громко и раздражающе, напоминая мне о том, как проходит время, и… ни слова.
Даже сообщения – и того нет.
Он с ней.
Теперь я это знаю, но от знания ничуть не легче.
Я и вправду думала, что он меня любит.
Моя вера в человечество разлетелась вдребезги.
А я вообще когда-нибудь была ему небезразлична? Да нет, не может быть – никто не смог бы вот так поступить с человеком, к которому неравнодушен. Самое смешное, что он даже не знает, что я знаю, что́ он делает во Франции.
Таков был его план – просто слинять в деловую поездку и пропасть с радаров… облегчить мою участь? Побудить меня порвать с ним?
Может быть, я больше никогда не перемолвлюсь с ним словом. Меня уже ничто не удивит.
Я словно снова оплакиваю чью-то смерть.
До сих пор не сказала соседям… не могу.
Не чувствую себя достаточно сильной, чтобы говорить об этом… поэтому не хочу возвращаться домой.
Хожу в кино, зависаю в ресторанах. Провожу по пять часов в тренажерке. Делаю что угодно, только бы не поднимать эту тему и не показывать всем, как я на самом деле слаба.
Ненавижу себя за то, что я такая слабая. Я думала, что я сильнее.
Среда.
– Тук-тук.
Тихий стук в дверь моего кабинета. Поднимаю глаза и вижу Кристофера, и у меня тут же перехватывает горло.
Уйди.
– Есть минутка? – мягко спрашивает он.
Нет.
Сделав над собой усилие, улыбаюсь и жестом указываю на стул у своего стола.
– Конечно.
Он садится, откидывается на спинку и кладет ногу на ногу; пристально смотрит на меня.
Он что-то знает.
– Что такое? – спрашиваю я.
– Эллиот
