Эллиот Майлз - Т. Л. Свон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, может быть, следовало согласиться, может быть, это помогло бы мне жить дальше и забыть его.
Слышу «дилиньк» знакомого оповещения, и кровь застывает в жилах.
Эд.
Игнорирую сообщение, но телефон дилинькает снова.
Я не хочу общаться с Эдом, потому что знаю, что он будет рассказывать мне о ней.
Я порву связь и с ним.
Меня тошнит от этой гребаной лжи. Хватит загадок, ясно же, что с этой игрой я не справлюсь.
Телефон звякает в третий раз, и я зажмуриваюсь.
Отстань.
Трясущейся рукой подношу кофе ко рту. Четвертое оповещение.
Черт!
Что ж, одним махом покончить со всем…
Беру телефон и открываю сообщение.
Привет, Пинки!
Извини за долгое молчание, был занят.
Я скучал по тебе.
Его сладкие слова снова вскрывают рану, эмоции захлестывают меня, и слезы, запас которых вроде бы иссяк, вновь брызжут из глаз.
Пытаюсь набрать ответ, но перед глазами стоит такая пелена, что я сердито откладываю телефон на стол и вытираю их.
Нет уж, я должна знать.
Пишу:
Как там твоя художница?
Тут же приходит ответ:
Не знаю и знать не хочу.
Ничего не понимая, пишу:
Почему?
Потому что она – не ты.
Как это понимать?
О чем ты говоришь?
Я люблю тебя… Пинки… или лучше сказать – Кейт.
Глаза лезут на лоб, и я отшатываюсь от телефона как ошпаренная: что за чертовщина творится?
Ты будешь доедать свой шоколадный маффин – или его съем я?
Поднимаю голову и вижу Эллиота, сидящего за столиком в противоположном конце кафе; он ловит мой взгляд и мягко улыбается.
И тут что-то лопается внутри меня, и вот я уже в дикой ярости и ненавижу его. Вскакиваю, выхожу из кафе и шагаю прочь по улице.
Не хочу слышать его ложь, не хочу даже близко к нему находиться.
Торопливо перехожу улицу и углубляюсь в парк, испытывая жгучую потребность убраться от него как можно дальше.
– Кейт! – слышу его голос. Он приближается.
Ныряю в заросли и бегу что было сил.
– Кейт! – кричит он, пускаясь в погоню. – Кэтрин, остановись! – Догнав, хватает меня за руку. Я оборачиваюсь и с разворота бью его.
– Отстань от меня! – срывающимся от слез голосом ору как безумная.
Он тяжело дышит, пытаясь успокоить дыхание; глаза широко раскрыты.
– Я тебя люблю!
– Не смей мне этого говорить! – кричу я.
– Я должен был поехать, – шепчет он. – Я должен был знать.
– И теперь знаешь!
– Это ты.
– Тебе потребовалась неделя в ее постели, чтобы в этом убедиться? – с ненавистью шиплю я.
– Нет. – Он на секунду замолкает, словно подбирая слова. – Между нами не возникло никакой «химии».
– И что, из-за этого я должна почувствовать себя особенной, ты, гребаный придурок?!
Его грудь ходит ходуном, он хватает ртом воздух.
– Или мне должно польстить то, что ты ничего такого не чувствовал?
Его плечи опускаются.
– Ты всегда будешь таким, Эллиот, – шепчу я сквозь слезы, отступая на шаг. – Ты всегда будешь желать волшебной сказки… с художницей, или с танцовщицей… или с певицей. – Мое лицо искажается от рыданий. – Тебе нужна необыкновенная.
– Ты и есть необыкновенная, – тоже шепотом отвечает он.
– Нет, неправда! – снова срываюсь я на крик. – Я – просто аппетитная задница, которую угораздило приглянуться тебе в нетбольном платьице.
Он качает головой, словно не находя слов.
– Мы можем оставить это в прошлом.
– Нет!
Он бросается ко мне и обнимает против моей воли, и я бьюсь, пытаясь вырваться.
– Я люблю тебя! – повторяет он. – Я люблю тебя, черт возьми, не делай этого! – Мы боремся, и он пытается меня удержать. – Не делай этого!
– Это уже сделано! – ору я, выдираясь из его хватки. – Ты сделал это – в ту минуту, когда сел в тот гребаный самолет! Все кончено. Я не буду ничьим вторым призом, Эллиот!
Он смотрит на меня во все глаза.
– И уж точно – твоим! – ощериваюсь я. – Ты действительно думаешь, что я могла бы быть с человеком, зная, что он будет отбрасывать меня в сторону каждый раз, когда ему на глаза попадется что-нибудь новенькое и блестящее?
Мы смотрим друг на друга, я – вся в слезах, он – с раздувающимися ноздрями, сдерживаясь из последних сил.
– Клянусь тебе…
Мы слышим сухой щелчок камеры и оба, обернувшись, видим фотографа, который поспешно снимает всю эту сцену.
– Дай сюда! – рычит Эллиот.
О нет!
Парень с камерой пускается наутек, и Эллиот гонится за ним.
Догнав, валит фотографа на землю, и люди вокруг вопят от страха. Эллиот выхватывает у парня камеру и разбивает ее вдребезги.
Фотограф дает ему кулаком в челюсть, пытается встать, и Эллиот сильно бьет его по лицу.
Еще удар, и еще…
Что за кошмар!
Я разворачиваюсь и бегу прочь.
Глава 24
Эллиот
– Ваш брат и поверенный внизу, они внесли за вас залог, – говорит полицейский, записывая что-то в свой блокнот.
Смотрю на него, сжав челюсти.
– Я не сделал ничего противозаконного.
Он тяжко вздыхает, и видно, как ему все надоело.
– Мы с вами это уже проходили, мистер Майлз, раз десять за сегодня. Нельзя уничтожать чужую частную собственность. И нападать на людей тоже нельзя. А теперь перестаньте тратить мое время на ваше вопиющее неуважение к закону.
– А как же мои права? Где моя защита? Я не хочу, чтобы меня фотографировали. Вы что, хотите сказать, что он имеет право делать что-то против моей воли, а я и отреагировать не могу? Я защищал себя и тех, кого люблю. Это мои права сегодня были попраны!
– Послушайте, – опять вздыхает он. – Прекратите изображать тут тупицу. Вы знаете, как это работает. Да ради всего святого, вы же сами владеете медиа-компанией. – Он протягивает мне квитанцию. – Вам предъявлены обвинения в нападении и вандализме, дайте своему поверенному указания, и пусть озвучит ваши аргументы в суде. Не я пишу законы!
Выхватываю бумажку из его руки.
– Вы защищаете преступников – вот что вы делаете!
С этими словами я встаю.
Он только закатывает глаза.
– И прекратите мне тут вращать глазами, черт бы вас подрал! – рявкаю я.
– Захотели обратно в «обезьянник»,
