Проклятие Шалиона - Лоис МакМастер Буджолд

входа в особняк – перед закрытой дверью комнаты, где лежал рокнариец, на страже стояли братья ди Гура. Отдав Кэсерилу честь, они пропустили его внутрь.

Там седовласая женщина в зеленом платье храмового врача склонилась над Умегатом и накладывала шов на скальп лежащего без сознания грума-святого. Ей помогала средних лет приземистая женщина, тоже в зеленом платье, окруженная сияющей легкой аурой – ее Кэсерил видел даже с закрытыми глазами. Здесь же в комнате находился и архиепископ Кардегосский в своих пятицветных одеждах. Сложив руки на груди, у стены стоял Палли. Увидев Кэсерила, он выпрямился и просиял лицом.

– Как тут дела? – негромко спросил Кэсерил, обращаясь к Палли.

– Бедняга все еще без сознания, – прошептал тот в ответ. – Приличную оплеуху получил, надо думать. А как ты?

Кэсерил принялся рассказывать про неожиданную болезнь Орико. Услышав это, к ним придвинулся и стал вслушиваться в слова Кэсерила архиепископ. Обернулась и врач.

– Разве вам про это не рассказали? – спросил Кэсерил Менденаля.

– Рассказали, – ответил архиепископ. – И я отправлюсь с врачами в Зангру, как только смогу.

Если врачу и показалось странным, что для архиепископа судьба раненого грума интереснее и важнее судьбы больного короля, то она выказала это, лишь легко приподняв брови. Наконец, наложив последний стежок, она опустила салфетку в миску с водой и смыла корки засохшей крови с выбритого черепа Умегата. Вытерев руки, она заглянула под веки рокнарийца, проверив состояние его зрачков, и выпрямилась. Храмовая повитуха, проворно орудуя у изголовья раненого, привела все в порядок.

Архиепископ стоял перед ней, нервно сжимая руки.

– Ну как? – спросил он врача.

– Как я поняла, череп не разбит. Я оставила рану неприкрытой, чтобы можно было наблюдать – не случится ли воспаления. Пока он не очнется, сказать что-либо определенное трудно. Единственное, что можно сейчас сделать, – это укрыть его и ждать, когда придет в себя.

– И когда это случится?

Врач с сомнением посмотрела на пациента. Посмотрел и Кэсерил. Вряд ли аккуратисту и щеголю Умегату понравилось бы то, в каком состоянии он сейчас пребывал, – помятый, с разлохмаченной прической. Некогда золотистая кожа на лице по-прежнему сохраняла землистый оттенок и была похожа на серую тряпку. Дышал он с хрипотцой. Это не хорошо. Кэсерил не раз видел людей в таком состоянии. Иногда они выздоравливали, а иногда и умирали.

– Не скажу наверняка, – ответила архиепископу врач, подтверждая диагноз Кэсерила.

– Тогда вы можете идти. За ним будет ухаживать наша повитуха.

– Да, ваше преосвященство.

Врач поклонилась и, повернувшись к повитухе, проговорила:

– Пошлите за мной сразу, если очнется, если поднимется температура или начнутся судороги.

И она собрала свои инструменты.

– Лорд ди Паллиар! – обратился архиепископ к Палли. – Благодарю вас за помощь.

И добавил, обратившись к Кэсерилу:

– А вас, лорд Кэсерил, я попрошу остаться.

– Рад быть полезным, ваше преосвященство, – просто сказал Палли. И, обратившись к Кэсерилу, произнес:

– Если с тобой все в порядке, Кэс…

– Пока все.

– …тогда я пойду в приход Дочери. Если тебе что-нибудь понадобится, в любое время, пошли за мной туда или во дворец ди Яррина. И не ходи нигде в одиночку.

Он сурово посмотрел на Кэсерила – так, чтобы тот воспринял это как приказ, а не знак вежливости. После этого поклонился и, пропустив вперед врача, вышел.

Как только дверь за ним закрылась, Менденаль повернулся к Кэсерилу. В голосе его звучали нотки почти умоляющие:

– Лорд Кэсерил! Что нам делать?

Кэсерил даже вздрогнул:

– О Боги! Вы об этом спрашиваете меня?

Архиепископ скривил губы в горестной усмешке.

– Лорд Кэсерил, – сказал он, – я служу архиепископом Кардегосским всего два года. Я был избран потому, что, как все считают, являюсь неплохим администратором, а также для того, чтобы сделать приятное моей семье, поскольку мой отец и мой старший брат были влиятельными провинкарами. В четырнадцать лет я был посвящен в воины ордена Бастарда, с хорошим вступительным взносом от моего отца, который таким образом хотел обеспечить мое продвижение. Всю свою жизнь я служил Богам, но они… они не говорят со мной!

Он посмотрел на Кэсерила, а потом – на повитуху, и в глазах его отразилось чувство безысходной зависти, впрочем – беззлобной. Он продолжал:

– Когда обычный, хоть и богобоязненный человек оказывается в одной комнате с тремя святыми, он ждет от них наставлений. Но сам не станет их наставлять – Боже упаси!

– Но я не…

Кэсерил не закончил. У него было слишком много забот, чтобы обсуждать с архиепископом вопросы, касающиеся его теологического статуса, но если Боги действительно решили наградить его святостью, то радости от этого он получил ровно столько же, сколько бы получил от их проклятья.

– Досточтимая… Простите, я забыл ваше имя!

– Я Клара, лорд Кэсерил.

Кэсерил поклонился.

– Досточтимая Клара! – продолжил он. – Вы видите сияние вокруг Умегата? Я никогда не видел Умегата… Скажите, это сияние всегда пребывает с человеком, отмеченным Богами – и когда он спит, и когда находится без сознания?

Клара покачала головой.

– Боги пребывают с нами и тогда, когда мы спим, и тогда, когда мы бодрствуем. Я не наделена столь мощной силой видения, как вы, но, как мне кажется, Бастард, увы, оставил Умегата своим присутствием.

– Не может быть! – хрипло выдохнул Менденаль.

– Вы уверены? – спросил Кэсерил. – Может быть, что-то случилось с вашим внутренним зрением?

Клара посмотрела на Кэсерила и иронически усмехнулась.

– Нет! Вас-то я вижу, и очень ясно. Я увидела вас еще до того, как вы вошли. С вами почти невозможно находиться в одной комнате. Глазам больно.

– Означает ли это, что зверинец утратил свою чудодейственную силу? – взволнованно спросил Менденаль, жестом показывая на неподвижно лежащего грума. – И у нас нет защиты от грозящего нам проклятья?

Клара несколько минут колебалась, после чего произнесла:

– Умегат за чудо уже не отвечает. Может быть, Бастард передал эту ответственность другому?

Менденаль с надеждой посмотрел на Кэсерила и кивнул в его сторону:

– Может быть, ему?

Клара, нахмурившись, посмотрела на Кэсерила, держа ладонь козырьком у лба, словно нестерпимый свет бил ей в глаза, и сказала:

– Если я и святая, как меня называл Умегат, то в очень малой степени. Домашняя святая, так сказать. Если бы Умегат за эти годы не сделал мое восприятие по-настоящему острым, я прожила бы свой век, думая, что я просто необычайно удачливая повитуха.

Да уж! Удача, не мог не подумать, усмехнувшись про себя, Кэсерил, не слишком-то баловала его с тех пор, как он ввязался в эту историю с Богами.

– И тем не менее Мать время от времени использует меня для связи с миром.