Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни - Александр Оганович Чубарьян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А если с Украиной сделать такой проект?
– У нас есть российско-украинская комиссия историков. Формально она не ликвидирована, но фактически не работает, потому что украинская сторона на контакт не идет. У нас, конечно, есть контакты с украинскими коллегами, но на индивидуальной основе. Надо сказать, тенденция переписать историю там сейчас очень сильна, она превалирует. Но это, как правило, не профессиональные историки, не академическое сообщество. Были связи в основном с Институтом истории Национальной Академии наук Украины, и хотя они в русле общей политики не очень контактируют с нами, но в свое время написали десятки книг про Киевскую Русь, Великую Отечественную войну, и не каждый историк способен отказаться от своей точки зрения. Лично я жду, когда все-таки эта волна схлынет и нормальное общение возобновится.
– Расскажите, пожалуйста, о других интересных проектах института, новых открытиях исторического плана.
– Проектов множество. Очень интересен, например, проект по городам Причерноморья. Эту работу возглавляет член-корреспондент РАН А.И. Иванчик. Там много интересных находок. Есть большая теоретическая проблема, связанная со Средневековьем. То, что весь мир называет Средними веками, у нас – «русский феодализм». Сейчас стараемся вписаться в мировой контекст. Второй том «Всемирной истории» так и называется – «Средневековье», и в нем много интересных работ по средневековым городам. Оттуда и появилась микроистория, о которой мы уже упомянули.
Большая, хорошая тема по XVIII веку – это новые, очень важные изыскания. Век Просвещения, связанный с Францией и Германией, переписка Екатерины II с просветителями. А сейчас у нас вышел большой том, где представлены просветительские идеи в России, возникшие под влиянием Запада.
Если Петр I открыл Европу для России и Россию для Европы в плане бизнеса, то Екатерина II открыла интеллектуально. У нас вышли книги о ее связях с Францией. Это редкий феномен в истории: немка на русском престоле, принявшая православие, писавшая по-французски, стала одной из любимиц русской истории.
– Вы уделяете большое внимание образованию и даже открыли университет…
– Мы создали 24 года назад на базе Академии наук Государственный академический университет гуманитарных наук (ГАУГН). Каждый факультет базируется на профильном академическом институте. Студенты у нас «штучные», каждый – яркая индивидуальность. С третьего курса они начинают участвовать в научной жизни институтов. У нас нет штатных преподавателей. В институте создан образовательный центр, я его возглавляю. Кроме того, я по поручению Президента возглавлял группу по подготовке культурно-исторического стандарта для средней школы. И он внедрен, на его базе написаны учебники.
– По этому поводу пришлось встречаться с Президентом?
– Да, и это было очень интересное время. Мы многое обсуждали, президент вникал в детали. В частности, говорили о норманской теории. Всегда были идеологические споры по этому поводу. Одни исповедуют почвеннический подход, считают, что норманисты – не патриоты. Другие не соглашаются. Сейчас найден какой-то консенсус.
Существует самостоятельная организация – Ассоциация учителей истории и обществознания, я ее возглавляю. Наш институт выступает базой и для нее тоже. Образовательный контекст для меня очень важен, хотя я уже устал от того, что министерство каждый год меняет образовательные стандарты. При этом подчеркну, мы – единственная страна в мире, в которой всемирная история изучается в школе так же, как отечественная.
– Неужели в других странах изучают только свою историю?
– Да, преобладает национальная история. А у нас с пятого класса идет всеобщая история, а российская начинается с шестого. Сейчас министерство образования Франции испытывает большую озабоченность тем, что их дети мало знают про мировую историю. 28 ноября мы летим в Париж. где встречаемся с министерством образования по поводу обмена опытом. Я всегда говорю: «Надо изучать весь мир, а не только смотреть в свои собственные окна». Это дает общую культуру, понимание и жизненный опыт, однако подобные аргументы не отменяют необходимости изучения прежде всего истории нашей страны, чтобы понимать, как формировалась и развивалась российская идентичность.
Наша молодежь 15 лет назад в основном шла изучать Средние века и древность. Это была реакция на излишнюю политизированность новой и новейшей истории, отсутствие многих документов. Но, поскольку произошла архивная революция, многие документы стали доступны, ситуация должна меняться. Я не мог и мечтать о том, чтобы увидеть все то, что сегодня меня интересует. Сегодня открыты документы, которые отражают процесс принятия решений. Я даже в Нобелевском институте мира в Осло делал доклад на тему «Процесс принятия решений в советском руководстве по внешней политике».
– У нас появились возможности для объективизации истории?
– Да, это так. У нас в Институте всеобщей истории РАН есть сильный центр по теории исторического развития, методологии истории. Сейчас во всем мире большой интерес к теории, к исторической памяти. Кроме того, меня сейчас увлекает проблема когнитивных наук. Я выступал в Гамбурге с докладом на тему «Когнитивные науки и интерпретация истории». Наш мозг имеет тысячи нервных клеток, которые создают характер человека и его менталитет. Все это касается и области познания, и исторической науки в частности. В первый раз меня это потрясло в Берлинском университете им. Гумбольдта, когда мне показали лаборатории «Когнитивные науки и религия», «Когнитивные науки и искусство». Почему у одного человека есть музыкальный слух, а у другого нет? Почему один человек увлечен религией, а другой нет? Это все соединения социального и биологического. Вот что такое когнитивные науки. Я в контакте с нашими когнитивщиками – биологами, нейропсихологами, нейролингвистами. Это новое и важное направление. Искусственный интеллект, кстати, тоже сюда входит. Некоторое время назад был создан центр когнитивных исследований при Российском государственном гуманитарном университете (РГГУ). Мы проводим с ними совместные конференции.
– Существует расхожая фраза, что историй столько же, сколько историков.
– Эта фраза принадлежит известному английскому историку Эдварду Карру, одному из крупнейших специалистов по истории России. Я его хорошо знал. Он выпустил восемь томов по истории нашей страны, писал книги и по международным отношениям. Эта его фраза – некоторое преувеличение, релятивизм, но
