Одиннадцатое правило волшебника, или Исповедница - Терри Гудкайнд

Чем раньше он предпримет попытку, тем раньше они будут знать, сработает ли это. Либо он выживет, либо умрёт. Если он не уцелеет, то в этом случае у Никки, Натана и Верны будет больше времени для продумывания иного способа отвратить неотвратимое.

У императора было множество вариантов, у Ричарда — нет.

У Джеганя, открывшего шкатулки через Сестру Улицию, не было необходимости связывать себя с подземным миром. Сестра Улиция была Сестрой Тьмы. Она уже имела связь с подземным миром, необходимую, для использования магии Одена. Ричард же должен был создать свою собственную связь и найти способ достигнуть того, что было необходимо, чтобы заставить магию Одена уничтожить действие Огненной Цепи.

Заклинания, как говорила ему Никки, так же, как и формы заклинаний, были причиной и следствием. Ричард был надлежащим человеком, наделённым необходимой силой, чтобы изображать нужные заклинания и зачитывать вслух требуемый текст. Его дар дополнял то, что требовалось элементам заклятья, пока он выводил их на магическом песке. Причина и следствие — Никки уверяла его. Отстраниться от ощущений. Он считал, что Никки права. Они все полагались на её убеждения.

Натан, также надеялся на её правоту. Но больше всего Пророка беспокоила великая пустота и насколько близко они к ней подобрались.

Ричард помнил, как Уоррен всегда именовал шкатулки Одена «вратами». В то время, когда Ричард был во Дворце Пророков, Уоррен говорил, что если неправильно открыть шкатулки, то может нарушиться завеса, и Владетель подземного мира сможет пробраться в мир живых через открывшиеся врата. Поскольку шкатулки были пропуском для Владетеля в мир живых и помогали ему преодолеть завесу, то они были и одновременно вратами в мир мёртвых.

Но они могли быть и вратами для Великой пустоты, которую предрекал Натан.

С того самого момента, как Ричард начал заклинать, наступила важнейшая составляющая часть Одена, как такового. Ричард осознавал, что попытка путешествия в подземный мир может вполне увенчаться его собственной великой пустотой.

Ричард снова и снова вспоминал о том долгом разговоре с Натаном. Если Ричард всё сделает правильно этой ночью, то Натан ещё раз оказывался перед необходимостью занять место Лорда Рала. Они не могли позволить себе оставлять людей без Лорда Рала даже в течение короткого промежутка времени, если Ричард пропадёт. Он сказал пророку, что, если что-нибудь пойдёт не так, как надо, то Натан должен действовать по своему усмотрению.

И вот сейчас Ричард, будучи абсолютно нагим, сгладил рукой следующий участок, создавая поле, предрешающее основную идею. Он начал чертить сложные пентаграммы, исходящие из центра самой большой из них. Каждый из этих элементов по отдельности являли собой те или иные символы, которые он рисовал бесчисленные часы, практикуясь, на обычной бумаге. Никки следила за ним через плечо, когда он рисовал эти символы, направляя его каждое движение. Но теперь она не могла ему помочь. Ричард должен был сделать всё сам, без посторонней помощи. Он был тем, кого назвали игроком. Это должна была быть его собственная работа, затронутая исключительно его даром.

Факелы, чьё пламя плавно колыхалось в неподвижном воздухе, проливали свет на песок, отбрасывая искрящееся призматическое свечение. Те крошечные искорки переливчатого света были прекрасны. Они заставили его погрузиться в свой собственный мир. В некотором смысле, он действительно исчезал из этого мира.

Поскольку Ричард начал рисовать заключительные элементы, он максимально сконцентрировался на рисунке. Он сосредоточился исключительно на создании каждого составного элемента во время их прорисовки, внедряя их в общий смысл формы заклинания не просто абстрактно, но и материально. Когда Ричард изображал эти символы на себе и на игроках своей команды, он обнаружил, что вид тех элементов имел много общего с использованием его меча. Словно это были движения с мечом, ритмом, ходом действий.

Как только он разделался с этим, в довершение всего, теперь предстоял вызов вещей, собственно, из самого подземного мира, каждое заклинание из которых содержало элементы танца со смертью. Это как раз были те, что относились к точным элементам наносимым в определённое время, и должны были быть выполнены безупречно. По большей части, рисование заклинаний было воплощением танца со смертью.

Именно тем образом, которым он сражался с мечом в руках, чтобы остаться в живых, неся смерть тем, с кем он боролся, заклинания приближали его к грани между жизнью и смертью. Когда он боролся с мечом, он знал, что любая ошибка приведёт его к быстрой гибели. Движения, которые он делал с мечом, не только должны были быть правильными, но и их нужно было сделать точно в определённое время и должным образом. Выполнение изображения формы заклинания ничем не отличалось по сути. Каждое движение должно было быть выполнено исключительно точно. Любая ошибка привела бы к мгновенной смерти.

В то же время, это было некое возбуждающее событие. Он тренировался долгими часами. Он знал формы. Он наносил их на себя и на свою команду. Теперь он отдался движениям прорисовки форм, удар, сечение и укол — всё как бы в движении с постоянным неизбежным стремлением к появлению смерти, но избегая самой аннигиляции. Он забрался на самый краешек жизни, самую последнюю грань существования. Он двигался среди форм так, как будто двигался среди врагов, продвигался между смертью, что подкрадывалась к нему.

Сейчас он испытывал те же чувства, словно держал в руках Меч Истины. По сути, всё было схоже. С того первого дня, когда Зедд передал Ричарду Меч Истины через стол снаружи его дома, Ричард, на самом-то деле, уже был подготовлен к этому.

Он чувствовал, что пот капал с его лица, от усердия, с которым он работал. Он потерял чувство времени, вырисовывая каждую форму, прорабатывая каждый элемент, чтобы завершить и не позволить чему бы то ни было отвлечь его и совершить оплошность. Он был частью этого изображения. Он рисовал практически с тем же восприятием, с каким он вёл сражение мечом, когда он пользовался Мечом Истины. Даже напряжение его бровей было точно таким же. Он добавлял каждый элемент, наносил каждый штрих, каждую кривую с той же точностью, с какой он сёк своим мечом или с той точностью, когда резцом высекал скульптуру. Он применял то же самое мастерство, что при использовании клинка. Одновременно он и разрушал, и созидал.

И вот когда он, наконец, понял, что прорисовал каждый символ, завершил каждую форму заклинания, соединил все элементы, — он сел прямо. Он пристально осмотрел магический песок и, наконец, проникся полным ужасом того, что предстало пред ним. Он оглядел Сад Жизни. Он жаждал увидеть красоту перед тем, как столкнётся с миром мертвых.