Президент планеты - ЧБУ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она красивая? – спросил Ммуо.
– О да, – ответил Андрес уже про Шарлотту, но это было лишь половиной правды – он единственный, кто считал её красивой. А ещё она любила скандалы и громкое хлопанье дверьми. И ещё больше слезливое примирение. Встречаться с ней было настоящей трагикомедией, но рассказывать о таком Андрес не стал. – Шарлотту можно назвать самой красивой девушкой на свете. Не удивлюсь, если она завоюет звание «Мисс Вселенная».
«Если не снаркоманится через два года», – чуть было не добавил Андрес.
– Как вы с ней познакомились?
– На вечеринке у наших соседей. Она дочь газового магната, которого мы поглотили. Всё произошло как в фильме: мы стоим на большом танцполе, десятки людей двигаются в такт музыке, а мы смотрим друг на друга через весь зал и подмигиваем. И я решаюсь к ней подойти.
«И это становится одной из самых больших ошибок за этот год», – подумал Андрес. Ничего, кроме энергетического вампиризма, он от неё не получил.
– Бывало такое, чтобы вы сидели на крыше здания целую ночь и смотрели в небо? – спросил Ммуо. Его голос звучал глухо, словно он находился не здесь, а совершенно в другом месте. Витал в облаках высоко над тюрьмой.
– Бывало, мы лежали на надувном матрасе около озера и смотрели на звёзды, – ответил Андрес. Ему не хотелось делиться личными воспоминаниями. Казалось, собеседник сейчас рассмеётся в ответ на все его мысли. – И никуда не хотелось идти. Лишь лежать, и лежать, и лежать.
– Что бы ты сделал, если бы знал, что больше никогда её не увидишь?
– У меня бы не возникло такой мысли. Я придерживаюсь мнения, что добиться можно чего угодно, даже невозможного.
– Проваливайте, – сказал Ммуо.
– Что? – не понял Андрес. Ему начало казаться, что между ними наладилось общение. Хи взял его за локоть и потянул вниз, подальше от трибуны.
– Проваливай, или так закручу твои яйца, что, когда отпущу их, полетишь вертолётом до самого города.
С холма Андрес спускался в смятении, он не знал, как реагировать на состоявшийся диалог. Такие бессмысленные разговоры у него были, только когда он общался с людьми в состоянии очень сильного опьянения – алкогольного или наркотического.
Весь оставшийся день Ммуо сидел на вершине холма и смотрел вдаль. Обычно шумный двор начал постепенно затихать, заключённые медленно возвращались в свои камеры. Старик с густой бородой подошёл к Андресу и предложил купить бублик: почему-то считалось, что у белых людей водятся деньги. Тощий африканец играл на флейте рядом с двумя джентльменами в заношенных костюмах, разгадывающих кроссворд в бумажной газете.
Время здесь текло медленно, словно они находились в параллельной вселенной, отделённой от окружающего мира волшебным кирпичным забором. Один день в этом месте тянулся как три снаружи. Возможно, это и объясняло отсталость этого места.
Прозвучал протяжный свист охранника у поста, и тихое бурление жизни во дворе мгновенно прекратилось. Заключённые бросили свои дела и двинулись к своим камерам, так же поступил и Ммуо. Несмотря на зелёную форму, свисток и дубинку, он был таким же заключённым, как и все остальные.
– Мне даже жаль этого парня, – прокомментировал Андрес.
– Он не покончит с собой, – ответил ему Хи. – Кое-что изменилось. Он передумал.
– С чего ты взял?
– Я следил за его лицом, пока вы разговаривали на трибуне. Оно изменилось. Пусть он тебя и прогнал, но ты вселил в него надежду.
– Ничего не понимаю, – сказал Андрес.
– Разве это не очевидно? Он вышел наружу и почувствовал страсть к свободе, а когда его вернули назад, он потерял самое ценное из того, что обрёл, и понял, что не может без этого жить. Свободу. Для тебя, человека, проведшего здесь всего неделю, это слово не несёт сакрального смысла, но для того, кто здесь находится двадцать лет, слово «свобода» нечто вроде веры. Я знаю об этом, потому что сидел в индийской тюрьме целых четыре месяца и смирился с тем, что проведу там восемь лет.
– Так почему он передумал?
– Когда закрываешь мотылька в банке, он не будет сидеть смирно, он будет биться о стекло, пока не погибнет, – загадочно произнёс Хи. – Понимаешь, к чему я?
– Хочешь сказать, что мотыльки не могут увидеть того, что их держит? – предположил Андрес.
– Для некоторых существ, людей или животных, свобода настолько важна, что они готовы умереть, лишь бы достичь её. Жизнь в неволе для них хуже смерти. Это нельзя сказать ни про кого здесь, они привыкли к такой жизни и не хотят рисковать. Но наш старик Ммуо, ещё утром примерявший на шее верёвку, внезапно передумал. Понимаешь?
– Он попытается сбежать независимо от конечного результата?
– И это правильная мысль, детектив, – похвалил его Хи. – Вопрос лишь в том, хватит ли ему задора или он угаснет уже на следующий день.
– Ты всё это понял по его лицу?
– На самом деле его мимика настолько скупа, что по ней невозможно что-либо понять. Возможно, я всё это лишь надумал. Но то, что он не покончит с собой сегодня ночью, совершенно точно.
С последними словами Хи махнул рукой и направился в свою камеру, которая постепенно наполнялась мочой, а Андрес двинулся к лестнице на третий этаж, где его уже ждали камера и постилка на полу вместо кровати.
Ночью ему снилась Шарлотта, её светлые волосы и её любимый зелёный плащ. Они находились на озере Аккаявре в Швеции, перед ними шумели спокойные волны, накатывающие на берег, а вдали виднелись покрытые снегом горы. Шарлотта устраивала ему очередной скандал, а Андрес пытался отрешиться от всего и раствориться в суровом северном ветре.
Сквозь сон он услышал скрип заржавевших петель – открылись деревянные ставни, ведущие в его камеру. На пороге стояли четверо надзирателей во главе с Валидом, их чёрные силуэты светились на фоне уличных ламп. Словно прорицатель, Андрес увидел, что будет с ним дальше. Его силой выволокут во двор,
