Проклятие Шалиона - Лоис МакМастер Буджолд

марионеток. Действовать в этом мире Боги способны лишь в тех случаях, когда человек или иное живое существо открывается им по своей собственной воле. Иногда они проникают сюда с помощью животных, что очень трудно. Иногда им помогают даже растения, хотя это – невыносимо трудно. А иногда…

Умегат перевернул и поставил чашку на скатерть, после чего поднял кувшин.

– …иногда человек открывается Богам, и тогда, уже через него, их воля входит в наш мир.

Он наполнил чашку вином.

– Святой обладает не добродетельной душой, а скорее пустой. Он или она свободно, по собственной воле, отдает ее Богу, которого себе избрал. И, отрекаясь от своего собственного, маленького я, он позволяет Богу утвердить в мире Я божественное. Отрекаясь от желания действовать самому, он дает возможность действовать Богу.

Подняв чашку, Умегат поверх ее края посмотрел на Кэсерила и, выпив, добавил:

– Вашему священнику не следовало лить воду. Так не завладеть вниманием слушателей. Вино! Только вино! Или кровь. То есть жидкость со смыслом.

Кэсерил только хмыкнул.

Откинувшись на спинку стула, Умегат некоторое время изучал Кэсерила. Тому было понятно, что изучает он не тело его, а нечто иное. Но скажите мне, что бывший священник рокнарийского Храма, а ныне святой Бастарда делает в Зангре, притворившись грумом местного зверинца? Правда, вслух Кэсерил смог произнести только:

– Но что вас привело сюда?

Умегат пожал плечами.

– Воля Бога, – сказал он и, сочувственно улыбнувшись, добавил:

– А Бог, как я понимаю, хочет, чтобы король Орико жил и здравствовал.

Кэсерил выпрямился, отчаянно борясь с головокружением.

– Так Орико болен?

– Да. Это государственная тайна, хотя человеку с глазами и умом все уже давно понятно. И тем не менее… Говорить об этом нельзя!

Умегат поднял указательный палец к губам, призывая к неразглашению столь важных сведений.

– Но ведь, насколько мне известно, лечить недуги – это забота Матери и Дочери, – сказал Кэсерил.

– Да, если болезнь имеет естественные корни.

– А здесь что, неестественные?

Кэсерил задумался и спросил:

– Темная аура вокруг короля – вы ее тоже видите?

– Вижу. – Но ведь такая же аура окружает и Тейдеса, и Изелль. А еще и королеву Сару. Что же это за зло, о котором нельзя говорить?

Уменгат поставил чашку на стол и, потянув себя за косичку, вздохнул.

– Все это восходит к временам короля Фонзы Мудрого и Золотого генерала. Для вас, как я полагаю, все это – сказки и легенды. А мне в те жуткие времена довелось жить.

И, сменив тон на менее торжественный, Умегат продолжил:

– Знаете, я видел генерала. Один раз. Меня послали в его королевство шпионом. Я ненавидел все, что было ему дорого, и все, за что он воевал. Но если бы он сказал мне слово… одно только слово… я на коленях пополз бы за ним и навсегда сделался его сторонником. Стал бы самым верным его подданным. Он не просто был отмечен Богами. Он был воплощением Бога и явился в этот мир в нужное время и в нужном месте, чтобы изменить его к лучшему. Для достижения своей цели ему оставалось сделать всего один, маленький шажок, и тут в дело вмешался Фонза, обратившийся за помощью к Бастарду. Вы знаете, чем все закончилось.

В голосе Умегата, который до этого вел рассказ вполне спокойно и бесстрастно, послышались нотки благоговения. Ясно было, что он погрузился в самые глубины своей памяти.

Но прошло несколько мгновений, и Умегат вновь посмотрел на Кэсерила. Вспомнив, что гостю следует улыбаться, он вытянул вперед ладонь с поднятым вверх большим пальцем и пошевелил им из стороны в сторону.

– Хотя Бастард в семье самый слабый, он – Бог равновесия. Посмотрите на ладонь. Без большого пальца ей никуда! Попытайтесь без него что-нибудь ухватить! Не тут-то было! Сказано: если один из Богов начинает доминировать над всеми другими, останется всего одна правда – ясная, простая и совершенная. И мир тогда попросту исчезнет во вспышке яркого света. Некоторым людям, тем, у кого особо рациональный склад ума, эта идея кажется привлекательной. Я же нахожу ее ужасной, чудовищной! Но что с меня взять? Совершенным вкусом я никогда не отличался. Но вернемся к Бастарду. Поскольку он не связан ни с одним из времен года, он и странствует от Бога к Богу, поддерживая равновесие. Благодяря ему мы еще живы.

И, словно иллюстрируя свою мысль, Умегат принялся по очереди касаться кончика большого пальца кончиками других пальцев: вот Дочь в союзе с Бастардом, вот Мать, вот Сын, а вот и Отец. После этого он продолжил:

– Золотой генерал был последней волной судьбы, готовой обрушиться на человечество. Фонза смог уравновесить мощь его души своей душой, но судьба генерала была ему не по плечу. И когда демон смерти унес их, ее избыток пролился на потомков короля Фонзы, и род их был с тех пор обречен на неудачу и горечь поражений. Та черная аура, что вы видите вокруг потомков Фонзы – это неосуществившаяся судьба Золотого генерала, омрачающая судьбу враждебного ему рода, царящего в Шалионе. Его проклятие, если хотите.

Кэсерил покачал головой. Теперь ему стало понятно, почему и Иас, и Орико терпели неудачу во всех своих военных кампаниях.

– Но как снять проклятие? – спросил он.

– За все эти годы я так и не узнал ответа на этот вопрос. Может быть, проклятие будет снято со смертью последнего из рода Фонзы.

Но ведь это – нынешний король, а после него – Тейдес, Изелль!

– А может быть, – продолжал Умегат, – оно, словно яд, будет медленно разрушать и ныне живущих, и их потомков. Проклятие могло убить Орико уже несколько лет назад, но его общение со священными животными восстанавливает ему силы, хотя и ненадолго. Зверинец отодвигает день смерти короля, хотя Бог и не сказал мне, почему так происходит.

Голос Умегата зазвучал угрюмо. Подумав, он продолжал:

– Боги не пишут писем с инструкциями. Не пишут даже своим святым. В своих молитвах я постоянно спрашивал: что мне делать? Кто мне поможет? Часами сидел с чернилами, сохнущими на кончике пера, полностью пребывая в его власти. А что в конце концов он мне прислал? Какую-то сверх меры взволнованную ворону, знавшую всего одно слово.

Чувство вины переполняло Кэсерила. По правде говоря, смерть вороны он переживал гораздо более тяжело, чем смерть Дондо.

– Вот этим я здесь и занимаюсь, – подытожил Умегат.

И, пристально посмотрев на собеседника, он спросил:

– А вы что здесь делаете?

Кэсерил беспомощно развел руками.

– Умегат! Я не знаю.

И добавил едва ли не умоляющим тоном:

– А может