Проклятие Шалиона - Лоис МакМастер Буджолд

13

Принцесса была настолько вымотана странной церемонией похорон лорда Дондо, что ко времени, когда они добрались до замка, едва переставляла ноги и постоянно спотыкалась. Кэсерил, оставив Нан ди Врит и Бетрис с принцессой, которую те прямиком отправили в постель, и приказав слугам принести дамам ужин, вышел из главного здания и отправился к воротам Зангры. На мгновение остановившись, он посмотрел в сторону города – не виден ли над Храмом дым, и ему показалось, будто нависшие над ним облака отдают оранжевым свечением. Впрочем, было слишком темно, и сказать что-либо определенное Кэсерил не мог.

Сердце его подпрыгнуло, когда он, пересекая дворик перед конюшнями, услышал вокруг себя хлопанье крыльев. Это были вороны с башни короля Фонзы. Отмахнувшись от двух из них, которые норовили сесть ему на плечи, Кэсерил затопал ногами. Но вороны не улетели, а продолжали сопровождать его, пусть и на расстоянии, до самых ворот зверинца.

Здесь, в свете ламп, освещавших ворота, его ждал один из помощников Умегата, маленький пожилой человек с обрубленными большими пальцами рук и с обрезанным языком – обстоятельство, объяснявшее то, что приветствовал он Кэсерила дружественным мычанием, которое для верности сопровождалось дружественными же жестами. Приоткрыв ворота, он пропустил Кэсерила вперед, а сам принялся отпугивать ворон, которые намеревались ворваться внутрь; одну самую настойчивую ему пришлось отбросить ударом ноги, после чего он закрыл ворота.

Свеча, которой помощник Умегата освещал их путь по коридору, была прикрыта сверху стеклянным колпаком. Звери, сидевшие по краям коридора в своих вольерах, шумно вдыхали воздух и топали лапами, прижимаясь к решеткам и вглядываясь из темноты в проходящих. Глаза леопарда сияли, словно зеленые искры, а исторгаемый из самого его нутра рык был отнюдь не враждебным, а скорее – вопрошающим.

Грумы, работающие в зверинце, спали в одной половине второго этажа, в то время как другая была отдана под хранение корма и соломы. Дверь туда была открыта, и в коридор проникал скудный свет свечи. Провожатый Кэсерила постучал о косяк двери; Умегат отозвался:

– Спасибо! Очень хорошо!

Помощник Умегата, поклонившись, посторонился. Кэсерил вошел в узкую, но опрятную комнату с окном, выходящим на конюшни. Умегат задернул штору на окне и выдвинул вперед грубоватый сосновый стол, укрытый яркой скатертью, на которой стоял кувшин с вином, глиняные чашки и тарелка с сыром и хлебом.

– Благодарю вас, что пришли, лорд Кэсерил, – произнес хозяин комнаты, – присаживайтесь. И спасибо тебе, Дарис! Можешь идти.

Дарис вышел, Умегат закрыл за ним дверь. Прежде чем опуститься на стул, предложенный хозяином, Кэсерил задержался у полки с книгами. Заголовки здесь были и ибранские, и дартаканские и, естественно, рокнарийские. Внимание Кэсерила привлекли золотые буквы на знакомом корешке: Ордол, «Пять дорог к высшей цели». Кожаный переплет был потрепан, сам томик, как и все, стоящие рядом, не носил на себе следов пыли. Книгами пользовались постоянно. Книги – преимущественно по теологии. Почему, однако, меня это не удивляет?

Наконец Кэсерил сел на простой деревянный стул. Умегат взял глиняную чашку и, налив в нее тяжелого красного вина, улыбнулся и протянул гостю. Кэсерил благодарно обхватил сосуд подрагивающими ладонями.

– Спасибо! Это именно то, что мне нужно.

– Так я и думал, милорд! – отозвался Умегат и, налив вина себе, сел за стол напротив Кэсерила. Стол был простой и незатейливый, но обилие горящих свечей придавало ему некий даже торжественный вид. Да, это была комната, в которой много читали.

Кэсерил поднял чашку и отпил вина. Когда он вновь поставил ее на стол, хозяин немедленно подлил вина, дополнив сосуд до краев. Кэсерил закрыл глаза и тут же открыл их вновь. Закрытыми были глаза или нет – Умегат по-прежнему источал сияние.

– Как я понимаю, вы не просто грум, – произнес Кэсерил. – Так?

Умегат смущенно откашлялся.

– Да, – ответил он. – Я принадлежу к ордену Бастарда. Хотя здесь я нахожусь совсем по иной причине.

– И по какой?

– Мы об этом еще поговорим, – ответил Умегат и, взяв в руку столовый нож, принялся нарезать хлеб и сыр.

– Я думал, – проговорил Кэсерил. – Я надеялся… Мне казалось, а вдруг вас послали Боги, чтобы направлять и защищать меня?

Умегат иронически скривил губы.

– Вот как? Мне казалось, что Боги послали вас, чтобы направлять и защищать меня!

– Вот как?

Кэсерил уселся поудобнее и пригубил вина.

– Но тогда это не то, о чем я думал, – сказал он. – И когда вам начало так казаться?

– Когда вороны с башни короля Фонзы буквально атаковали вас с криками «Это он! Это он!». Бог, которому я служу, иногда говорит двусмысленные вещи, но в этом случае ошибиться было трудно.

– Я тогда сиял?

– Нет.

– И когда же это началось?

– Где-то в промежутке между тем моментом, когда я видел вас в последний раз – вы шли в замок, хромая так, словно вас сбросили с лошади, – и сегодняшней встречей в Храме. Думаю, вы лучше знаете о точном времени, когда это началось.

Посмотрев в глаза Кэсерила, Умегат предложил:

– Поешьте, милорд! Вы выглядите нездоровым.

Кэсерил ничего не ел с полудня, когда Бетрис принесла ему хлеба с молоком. Умегат дождался, когда его гость набил рот сыром с хлебом, после чего сказал:

– Когда я был молод и служил священником, одной из моих многочисленных обязанностей было ассистировать храмовому дознавателю по части дел, связанных с магией смерти.

Кэсерил едва не подавился сыром, Умегат же продолжал как ни в чем не бывало:

– Или чудом смерти, если сформулировать теологически более точно. Нам удалось тогда разоблачить немало искусных имитаций, связанных, как правило, с использованием яда, хотя менее изобретательные убийцы применяли и более грубые методы. Я вынужден был объяснять им, что Бастард никогда не казнит грешников с помощью кинжала или, скажем, большого молотка. Истинные чудеса – вещь гораздо более редкая, чем уверяет нас молва. Но мне никогда не приходилось сталкиваться с реальным актом магии смерти, где жертва была абсолютно невинна. Если выразить эту мысль более тонко и деликатно, то можно утверждать, что чудо, на которое способен Бастард, – это чудо справедливости.

Голос Умегата становился все более решительным и резким; тон почтительной вежливости исчез из нее вместе с рокнарийским акцентом.

– Понятно, – пробормотал Кэсерил и вновь пригубил вина. Да это самый остроумный из людей, что я встретил в Кардегоссе. И я целых три месяца смотрел на него и не видел этого – только потому, что он носил одеяние слуги. Ясно, Умегат просто не хотел привлекать к себе