Анна среди индейцев - Пегги Херринг

Муж помогает мне преодолеть последние два шага до песка.

— Теперь, когда я выиграл, где моя награда?

Он притягивает меня к себе и целует, но мне не до него. Он просовывает руки мне под платье из кедровой коры и задирает его до пояса. Я смотрю на море, смотрю на лес. Он сгибается и опускает меня на песок.

Я боюсь, что волк вернется, — и в то же время боюсь, что он не вернется, потому что это больше не волк.

Глава четвертая

— В чем дело? — спрашивает муж.

Проснувшись, я почувствовала себя больной. Внутри все переворачивалось, во рту пересохло, язык подкатывал к горлу. Это уже второе утро. Вчера все прошло. Сегодня меня стошнило на мох за кустами, где я укрылась в надежде, что меня никто не увидит, но знала, что меня услышат.

После того как тошнота почти прекратилась, я вышла к берегу, чтобы подышать соленым воздухом. Промыла рот морской водой, потом вернулась в дом посвежевшей. Но когда я дошла до нашего коврика, от соленого привкуса во рту снова стало тошнить.

— Мне опять нездоровится, — говорю я.

— У тебя жар? — Он садится и отбрасывает наше покрывало.

— Кажется, нет. Не знаю, что со мной.

— Тебе нужно отдохнуть.

Я качаю головой.

— Все будет хорошо. Смотри — все встают. Пойдем. Сегодня прекрасное утро.

На свадебном пиру Маки воссоединил меня с мужем. Он договорился с другими тойонами, и, как только закончили раздавать корзины и короба, шляпы, платья и обувь, всевозможные орудия, подливу из китового жира, рыбу и другую еду, завернутую в кедровые ветки или листья папоротника, он подозвал нас с Николаем Исааковичем, чтобы сообщить благие вести. Я расстроена, что мы остаемся не с Маки — я уже скучаю по Инессе и второй девушке, — но, по крайней мере, я буду с мужем.

Мы остаемся с квилетами, в доме усатого тойона. Здесь теперь мое место. Как может быть иначе? Я люблю Николая Исааковича.

Маки заверяет меня:

— Когда прибудет корабль, вас всех возьмут. Я обещаю, никого не оставят.

— Почему он так долго не приходит?

— Анна, здесь не Бостон. Вы должны сохранять терпение.

Переговоры были сложными, и их исход до конца оставался неясен. По словам Маки, царь не хотел иметь с нами ничего общего, потому что мы принесли чалатам много горя: украли их рыбу, сражались с ними и подстрелили одного из них, троих похитили. Единственной из бабатид, кого они согласились принять, была Мария. По крайней мере, она разбиралась в лекарствах и могла выхаживать больных.

Казалось, она нисколько не возражает против того, что ее отправляют одну.

— Разве тебе не хочется, чтобы кто-нибудь из команды отправился с тобой? — спросила я. — С кем ты будешь разговаривать?

Она пожала плечами.

— Возможно, Яков еще там. Чтобы ни случилось, я принимаю волю Господа.

— Мы вернемся за тобой, — снова пообещала я. — Такова Его воля.

— Я уже говорила: не нужно обо мне беспокоиться. Они хорошие люди, — ответила она. — По крайней мере, для меня.

Я взяла ее руку в свою. Разгладила большими пальцами ее морщинистую кожу. Вспомнила о матери, думая, доведется ли мне когда-нибудь снова взять ее за руку. Мария попыталась высвободиться, но я не пустила. Сначала мне нужно было кое-что ей сказать.

— Мария, я должна кое о чем тебя попросить.

— Что такое? — с подозрением спросила она.

— Несколько недель назад я дала Маки обещание. Я пообещала, что мы перестанем воевать с колюжами, будем уважать их образ жизни и помогать, чем можем, — начала я и продолжила, понизив голос: — Но я не чувствую уверенности. Иногда члены команды доставляют неприятности. Даже мой муж.

— Не ждите, что я смогу чем-то помочь, — ответила она. — Никто не станет меня слушать.

— Пожалуйста, Мария. Ты сказала, колюжи — хорошие люди. Так сделай это ради них. Ради меня. Я в долгу у Маки. Если у тебя появится возможность, пожалуйста, не дай им причинить колюжам еще больше вреда.

— Не представляю, как кто-то мог бы их остановить.

— Постарайся найти способ. Если сможешь. Пожалуйста.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала.

— Обещаешь?

Внимательно посмотрев на меня, она коротко кивнула. После этого я отпустила ее руку.

Она уехала с царем и палатами после праздника.

Нас распределили по разным домам, в разных общинах. Тимофей Осипович, преданный ему Кузьма Овчинников и алеуты остались с Маки, и Тимофей Осипович не преминул выказать свою радость.

— Ваш Маки у меня в кармане, — похвалялся он. — Мы с ним достигли взаимопонимания.

— Какое еще взаимопонимание? Вы просто пользуетесь его добросердечием.

— Я перебираюсь в землянку, которую мне помог построить ваш муж. Буду жить там. Добывать себе пропитание охотой. Буду обмениваться с колюжами. Не думайте, что у меня не получится.

Я вспомнила данное Маки обещание. Как мне остановить этого упрямца?

— Здесь так не принято. Зачем Маки нам помогать, если вы будете вести себя так эгоистично?

— Когда захотите узнать, как это делается, скажите. Буду рад вам объяснить.

— Прошу вас. Подумайте об остальных. И как же Маки? Вам совсем плевать на Маки? Если он вам не по нутру, почему вы с ним разговариваете?

Он ухмыляется.

— Собираю сведения.

— Чего ради? Главный правитель ни за что не станет вас слушать, когда узнает, как вы себя вели.

— Для книги, которую я напишу.

На следующий день они уплыли на лодках. Я смотрела, как они гребут в туман. Только Тимофей Осипович, конечно, не греб.

В доме усатого тойона нам с мужем выдали коврик вместе с непривычным шерстяным одеялом, пахнущим затхлостью, но достаточно толстым и для царицы, и мы постелили их подальше от двери, от которой веяло сквозняком. Плотника Ивана Курмачева и американца Джона Уильямса решено было оставить с нами.

Мы приступили к работе на следующий день после того, как все разъехались. За нами пришел юнец, который на свадьбе проиграл состязание по лазанию по веревке.

— Адида! Хи олилка. Сийакалавошисалас ксвоксвас. Аксас… вакил квисла хо! Кидило ксакси ави. Китаксадо ксаба[50],— воскликнул он, размахивая руками. Сложно будет жить здесь без Маки или Тимофея Осиповича, которые могли бы перевести. Придется самим догадываться, о чем нас просят, и как попросить то, что нам нужно.

В конце концов мы поняли, что он зовет нас куда-то. Он повел нас по вьющейся меж деревьев тропе вверх по склону, а потом мы какое-то время шли по гребню невысокого холма, пока не услышали