Чёрная стая - Ольга Игоревна Сословская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
— А потом он вернулся, — сквозь зубы процедила Клара, — вернулся домой, когда почти все его товарищи отправились в Бреслау. Говорил о долге перед семьей, о бессмысленной гибели Карла, о маминых слезах. А я вижу одно — в глазах страх плещется. Трус. Трус, позорящий родину и семью. Ну, я волосы обрезала, оделась в старую одежду Карла и сбежала. Родителям записку оставила, просила не искать.
— И не искали? — спросил Войцех.
— Не знаю, — печально улыбнулась Клерхен, — но даже если искали, то не нашли. А теперь уж поздно.
— Поздно, — согласился Войцех, — вряд ли они тебя в Нижней Саксонии найдут.
— Значит, — глаза у Клары от удивления расширились и заблестели звездочками, — ты не собираешься отправить меня домой?
— Нет, конечно, — усмехнулся Войцех, — вы, господин корнет, присягу приносили. И не мне ее снимать.
Войцех замолчал и задумался. Клара отвернулась, чтобы не смущать командира нетерпеливым взглядом. Шемет допил остывший кофе, набил трубку, прислонился к дереву, разглядывая тающие по дороге к ясным звездам сизые колечки дыма.
— Вот что, Клара, — Войцех тронул девушку за плечо, и она стремительно обернулась, — пойдешь к интенданту, получишь отдельную палатку, котелок, мыло. Ну, что там еще вам на четверых полагается. К лекарю сходи, возьми у него все, что тебе может пригодиться. Скажешь, я приказал. В лес одна больше не бегай, отхожее место тебе организуем отдельно, но в пределах лагеря. Ширму соорудим, чтобы помыться могла. Пока, вроде все. Если еще что-то нужно, говори, сделаем.
— Не нужны мне привилегии, — обиженно нахмурилась Клара, — и вообще, тогда же всем станет ясно, кто я.
— Это не привилегии, — возразил Войцех, — это обычные меры безопасности. Я не могу поручиться за всех и каждого, Клара. Рано или поздно, кто-нибудь все равно догадается. Где гарантия, что не тот, у кого в голове дурные мысли? Теперь весь эскадрон будет твоей защитой.
— То есть, — растерянно протянула девушка, — ты хочешь, чтобы все узнали? Я, правда, сама собиралась сказать. Но только тебе.
— Я ведь еще недавно Дитриху говорил, что женщине в армии не место, — ответил Войцех, — Когда баронессу фон Лютцов в мундире увидел. Ошибся я, Клара, прости. Но прятать тебя я не стану. С утра к майору фон Лютцову пойду, с докладом. А после в эскадроне объявим.
— А они это примут? — с сомнением в голосе спросила Клерхен. — Ты уверен?
— Проверим, — усмехнулся Войцех, — но другого выхода нет. Ты мне напомни, зачем ты в гусары пошла?
— Служить Отечеству, — гордо вскинула голову Клара, — сражаться за свободу Пруссии. Девушка имеет не меньшее право любить родину, чем мужчина.
— Так если ты считаешь, что девушка имеет не меньшее право сражаться за Отечество, то и не требуй, чтобы к тебе относились, как к мужчине, — улыбнулся Войцех, — и ты не о том спрашиваешь, корнет.
— А о чем?
— Шпагу тебе подыщем, у кого-нибудь в пехоте может найтись. Но с саблей все равно упражняйся, не повредит. К Яну сходи, он подскажет, что делать, чтобы руки сильнее стали. Но это на крайний случай. Что там фон Зейдлиц про сабли в кавалерии говорил?
— Кавалерия побеждает не саблями, а хлыстом и шпорами, — не задумываясь, отрапортовала девушка.
— А фланкеры — меткой стрельбой и искусным маневром. Фланкеры — наше слабое место, Клерхен. Приглядись к гусарам, собери себе взвод. Учи их. Учи хорошенько.
— Я гусар, а не барышня, — в глазах у девушки сверкнул гневный огонек, губы сжались в линию, — а ты меня из строя вывести хочешь! По дружбе бережешь, или просто жалеешь?
— Дура! — взорвался Войцех. — Я тебя под пули посылаю. В самое пекло. Потому что больше некого. Потому что ты лучшая.
Он замолчал, опустил голову. Притихшая Клара прикусила губу.
— Знаешь, с какой бы радостью я последовал твоему примеру, — тихо сказал Войцех, глядя в землю, — скрыл свое имя, стал в строй рядовым? За ошибки командира солдаты жизнями платят, Клерхен. А мне потом с этим жить. Каждый раз после боя уснуть не могу, думаю, все ли верно сделал. Может, стоило круг сделать, в тыл зайти, а не во фланг? Может, на минуту раньше в карьер рвать? Схватка кровь горячит, ярость глаза застилает. А ну, как заведу эскадрон на верную гибель?
Шеф у меня был, Клара, в Гродненском полку. Кульнев, Яков Петрович. Герой, отец родной, чести и благородства несравненного. Увлекся преследованием, завел полк в дефиле на болоте под французские пушки. Сам погиб, сотню гусар положил. К черту такой героизм!
Но я не могу себе позволить отказаться от этой ноши. Потому что опыта и знаний у меня больше всех. Потому что другой на моем месте наделает еще больше ошибок. Ты поймешь, Клара. И ты справишься. Ты хороший боец, верный товарищ. Командир из тебя выйдет, что надо. Смелый, но осмотрительный. Погибнешь — век себе не прощу. Но под пули пошлю. Потому что выбора у меня нет.
— Спасибо, — улыбнулась Клерхен, — не подведу, герр лейтенант.
Рода
К середине мая фрайкор отошел за Эльбу, к Лауэнбургу. Из Берлина пришел приказ о присоединении корпуса к Российско-Германскому легиону, начавшему формироваться еще в 1812 году, в преддверии войны с Наполеоном, в России, но находившемуся на британском довольствии. Последнее не замедлило сказаться в лучшую сторону на обмундировании и экипировке Черной стаи. Английские ботинки и ружья Браун Бесс после странствий по тылам противника пришлись весьма кстати.
В Лауэнбурге Войцеха наконец нашло письмо из дому. Он уже начинал волноваться за Жюстину. Выглядела она не по годам, но возраст мог взять свое. Впрочем, привычка к труду и не изуродованная корсетом фигура, как оказалось, перевесили, и роды прошли легко. Мальчика назвали Тадеуш Жильбер, здоровья он был крепкого, и письмо Жюстины дышало покоем и счастьем.
Прекрасное настроение Войцеха, навеянное этим письмом, не смогли поколебать даже известия о поражении союзников при Лютцене и Бауцене и отступлении из Саксонии. В Дрездене обосновался Наполеон, но Шемет ни минуты не сомневался, что это ненадолго. Он верил в победу и намеревался принять в ее достижении самое деятельное участие.
Весть о смерти в
