Проклятие Шалиона - Лоис МакМастер Буджолд

– После истории с поросенком? Слава Богам, там меня не было.

Ди Риналь огляделся по сторонам, явно опасаясь увидеть мстительного призрака. То, что на расстоянии вытянутой руки от него колыхалось в воздухе с полудюжины привидений, ему было невдомек. Кэсерил отмахнулся от одного, самого назойливого, который болтался прямо перед его физиономией и мешал сфокусироваться на лице собеседника.

Сэр ди Марок, костюмер короля, подошел к их столу и спросил:

– Ди Риналь! Слышали последние новости из Ибры?

Тут он увидел Кэсерила, который сидел напротив ди Риналя, облокотившегося локтями о стол, и вспыхнул.

Кэсерил ядовито улыбнулся.

– Вижу, вы нынче получаете ибранские сплетни из более надежных источников, – сказал он.

Ди Марок застыл.

– Если вы имеете в виду личного курьера канцлера, то – да. Он в полном расстройстве явился в замок, когда мой помощник перешивал траурный наряд короля – тот даже ошибся в размерах на несколько сантиметров. Так или иначе, но новость – официальная. Наследник короля Ибры на прошлой неделе умер. Неожиданно, от горловой лихорадки. Оппозиция протянула ноги и теперь собирается заключить с Лисом мир. Во всяком случае, теперь им остается либо бежать, либо спасаться. Сдавая друг друга. Кто успеет первым, тот в выигрыше. Таким образом, война в Южной Ибре окончена.

– Понятно! – проговорил ди Риналь, поглаживая бороду. – Как мы назовем эту новость? Хорошей или плохой? Для Ибры это, конечно, хорошо. Но наш Орико опять оказался на стороне проигравшей армии.

Ди Марок кивнул.

– Старый Лис, говорят, обозлен на Шалион за то, что Орико подливал масла в огонь. Хотя дровишки-то подкладывал сынок.

– Может быть, воинственность старого короля сгорит на погребальном костре его сына! – предположил Кэсерил, впрочем, без особой надежды в голосе.

– У Лиса теперь новый наследник, – сказал ди Риналь. – Еще ребенок, правда. Как его зовут?

– Принц Бергон, – отозвался Кэсерил.

– Понял, – кивнул ди Марок. – Да, совсем молодой. А ведь старик может преставиться в любой момент, и тогда вместо него на троне усядется мальчишка без всякого опыта.

– Опыт-то у него есть! – возразил Кэсерил. – Он пережил две осады, бегство в обозе матери, гражданскую войну. К тому же вряд ли сын Лиса может быть дураком.

– Старший был, – уверенным тоном произнес ди Риналь. – Оставить всех своих сторонников у разбитого корыта!

– Смерть от горловой лихорадки не может быть следствием глупости, – сказал Кэсерил.

– Если это действительно была лихорадка! – поджав губы, высказал ди Риналь новое предположение.

– Что? Вы думаете, старый Лис стал бы травить собственного сына? – спросил ди Марок.

– Он, может, и нет. Но его лазутчики – запросто!

– Тогда он мог бы сделать это и пораньше. Избавил бы Ибру от стольких бед!

Кэсерил улыбнулся и, встав из-за стола, покинул банкетный зал, оставив ди Риналя и ди Марока сплетничать. Похмелье его оставило, чувствовал он себя после обеда гораздо лучше, хотя вызываемая усталостью дрожь, не отпускавшая его измочаленное тело, не позволяла ему признать, что с ним все в порядке. Поскольку от принцессы за ним не посылали, Кэсерил решил вернуться к себе и снова лечь в постель.

Усталость победила в нем страх, и он моментально заснул, но примерно в полночь проснулся. Чьи-то крики эхом отдавались в его голове. Кричал явно мужчина. Крики прерывались рыданиями, яростными сдавленными воплями… Кэсерил вскочил с отчаянно бьющимся сердцем и принялся прислушиваться, надеясь засечь источник странных звуков. Этот источник мог находиться и на равнине, за стенами замка, и у реки, которая протекала под окном. Но никто в замке не всполошился, не ответил на доносившиеся до слуха Кэсерила вопли; никто не бегал по коридорам, не хлопал оконными ставнями; молчала и стража. Через несколько мгновений Кэсерил вдруг осознал, что слышит эти крики не ушами – как не глазами он видит плавающие над его кроватью темные сгустки тумана. И он узнал голос.

Задыхаясь от ужаса, он упал в постель и свернулся клубком. Крики звучали еще с десяток минут. Неужели проклятая душа Дондо собиралась вырваться из своей темницы, из-под власти чуда, свершенного Дочерью, и препроводить Кэсерила в настоящий ад? Кэсерил готов был уже вскочить с постели и, не переодеваясь, прямо в ночной рубашке, бежать в зверинец к Умегату с просьбой помочь (хотя что мог в этом случае сделать рокнариец?), как крики стали затихать и затихли.

Как понял Кэсерил, это был час смерти Дондо. Может быть, в эти минуты душа умершего обретает какие-то особые возможности? Прошлой ночью в это же самое время Кэсерил был мертвецки пьян, и если кошмарные крики и звучали в его сознании, то они смешивались с прочими кошмарами, которые порождал его пораженный алкоголем мозг.

Могло быть и хуже, сказал Кэсерил себе, постепенно успокаиваясь. Вот был бы номер, если бы душа Дондо сохранила навыки членораздельной речи! Тогда она стала бы донимать его своими разговорами, жалобами, угрозами – каждый день, ночи напролет. Тут-то бы храбрость его и оставила. Он не смог сдержать слез, представив себе тот ужас, который наполнил бы тогда его жизнь.

Доверься Госпоже! Доверься Госпоже! Кэсерил прочитал несколько бессвязных молитв, и постепенно к нему вернулось самообладание. Если она, заведя его так далеко, имела определенную цель, она его не бросит.

Он продолжал прокручивать в своем уме то, что говорил ему Умегат. Как следовало из слов рокнарийца, Боги могут явиться в этот мир только в том случае, если человек, во имя избранного им Бога, отказывается от собственной воли. Но если он, Кэсерил, отчаянно хочет жить и не желает умирать, то не будет ли это желание оценено Госпожой Весны как волевой акт? И в этом случае не уйдет ли она из его жизни, не перестанет ли поддерживать то, что сделала для него и для Изелль? Но тогда сапфировая капсула, которую она поместила в его теле, лопнет как мыльный пузырь, материализуя парадокс сосуществования смерти и проклятия. Вновь и вновь пробегая по кольцам этой логической петли, Кэсерил уже несколько часов беспокойно ворочался в постели, и только когда на оконное стекло лег серый туман раннего утра, благословенное небытие окутало его сознание.

И вот, сопровождаемый своим призрачным эскортом, на следующее утро Кэсерил поднялся по лестнице в свой рабочий кабинет. Голова его тупо гудела от недосыпа, и он без всякого энтузиазма думал о том, как ему придется разбираться с корреспонденцией и счетами, которые неопрятной горкой лежали на его столе, нетронутые со дня обручения Изелль, обернувшегося катастрофой.

Дамы уже не спали. На столе в гостиной, которая