Японская война 1904. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов

Деловитый осмотр и забор анализов занял действительно всего лишь час, после этого Корнилову выдали бумагу с разрешением на возвращение в действующую армию. И по ней же ему предоставили место в санитарном поезде, который по пути к передовой захватил его с собой. И, как Лавр Георгиевич обещал Макарову, через три часа он как штык стоял у входа в штаб 2-го Сибирского.

Тут все тоже было странно — чем-то напоминало госпиталь. Никакой грязи, роскоши или даже разбросанных бумаг. Словно порядок на столах помогал навести порядок и в мыслях. А еще Корнилов удивился количеству помощников. При том, что самих штабных офицеров было меньше десятка, при них работали в три раза больше ассистентов из вольноопределяющихся, взяв на себя всю бумажную работу и подвоз информации. Собственно, эту информацию можно было выделить в отдельный пункт. Каждую минуту сидящие здесь же связисты принимали сообщения от той или иной части — по воздуху, по кабелю или даже лично, и все это сразу отображалось на общей карте, рядом с которой стоял полковник.

Корнилов подошел к Макарову, доложился. Тот оценил его свежий мундир довольной улыбкой, а потом кивнул на своих штабистов.

— Это капитаны Лосьев и Кутайсов, пехота и кавалерия. Пока поработаете у них помощником, а там посмотрим. И, Лавр Георгиевич, я уже рассказал о ваших талантах в сборе информации, надеюсь, у нас вы поработаете не хуже, чем в Индии.

Корнилов на мгновение замер — сначала от того, что его, подполковника, поставили подчиненным к капитанам, которые еще были и младше него. Второй раз его накрыло, когда Макаров упомянул его индийские приключения, которые вообще-то считались довольно серьезным секретом. Впрочем… Лавр Георгиевич тряхнул головой: может, в обычной части он бы и показал норов, а тут, в такой неожиданной обстановке, и ничего страшного. Более того, ему было не то что не обидно, а только интересно. И все.

* * *

Я следил за новеньким, оценивая, как тот отреагирует на свое назначение, но Корнилов порадовал. Не стал зазнаваться, быстро наладил со всеми контакт, а буквально через десять минут уже спорил с Лосьевым, как лучше проложить линию для того самого нового тяжелого бронепоезда. Шесть вагонов, шесть 6-дюймовых пушек в дополнение к тем, что мы сняли с японских канонерок — очень хорошее приобретение. Если раньше мы издалека больше беспокоили врага, чем могли ему реально навредить, то теперь в восемь стволов станем срывать любые окопы.

Благодаря этому получилось упростить и схему движения. Вчера у нас не было выбора, кроме как строить полевые дороги параллельно линии фронта, растягивая силы японцев и выбирая самое слабое место для прорыва. Сейчас же нам хватало сил, чтобы устроить этот самый прорыв где угодно, и можно было не дергать лишний раз бронепоезд с Ляоянской дороги. Он зачищал японские батареи прямо оттуда, потом мы подвозили поближе мортиры и горные пушки, иногда расставляя их чуть ли не в десятках метров от вражеских укреплений. А потом шла атака пехоты прямо вслед за огневым валом.

За утро мы прорвались вперед на целых 8 километров, с запасом опередив вчерашние темпы. Потерь, увы, стало больше, но санитарные службы пока справлялись: все раненые отправлялись в тыл в первый же час, и каждого там ждало свое собственное место. Японцам тоже приходилось непросто. С одной стороны, они смогли пустить нам кровь, и это точно придало им сил. С другой, мы словно сворачивали их позиции в трубочку.

Да, несмотря на новые подобранные части, нас еще было меньше. Но мы могли использовать каждого солдата, каждое орудие, японцы же все никак не успевали перестроиться. И тут очень хорошо показала себя связка Ванновский-Корнилов-Городов. Один помогал отслеживать все попытки генералов Оямы наладить связь. Находил антенны передатчиков и наводил на них артиллерию, искал провода обычного телеграфа, и ими занимались отдельные отряды, которые как раз взял на себя Лавр Георгиевич. Ну, а старший связист взял на себя глушение сигнала, чтобы японцы не могли делать паузы в большой искре, когда это было нужно им самим.

И этот создаваемый ими хаос очень помог. Только к обеду отряды армии Нодзу перестроились, осознав, что главная угроза теперь не с севера, а с востока. А мы все равно продолжали. Бронепоезд неожиданно оказался совершенным оружием, которое было просто не остановить — по крайней мере здесь и сейчас. Восемь тяжелых пушек уничтожали любые попытки подтянуть артиллерию, пешие атаки либо расстреливались частями прикрытия, либо… Поезд просто отъезжал, а потом издалека снова разносил всех, кто решил попытать счастья в ближнем бою.

Впрочем, два раза японцы смогли удивить. Сначала отправили несколько сотен смертников, которые, добравшись до рельсов, даже в одиночку подрывали их мелинитовыми снарядами. К счастью, эту проблему без особого труда решали наши железнодорожные команды — учитывая, как они недавно прокладывали целые новые линии, что для них восстановить несколько жалких метров пути. А второй раз японцы удивили, атаковав нас по реке. Где-то у себя в тылу погрузили на баржи несколько пушек и попытались подтянуть их нам навстречу. Было неожиданно, но без шансов. После первого же выстрела с той стороны артиллеристы Афанасьева быстро перенацелились на Тайцзыхэ, и все. В отличие от поезда баржи маневрировали слишком медленно, и пушки отправились на дно.

Это оказалось последней попыткой что-то изменить, после этого наш глубокий обход правого фланга всей японской армии просто нельзя было игнорировать. И трубы заиграли отход. Японцы отступали, не просто не взяв Ляоян, но и потеряв кучу солдат и артиллерии. А главное, у них больше не было сил сражаться. Сейчас бы мне хоть один отдохнувший корпус в резерве, чтобы ударить им вслед, и отступление могло бы превратиться в разгром. Вот только у меня, увы, свободных сил не было. Оставшиеся в Ляояне части 1-го и 3-го корпусов могли бы, но ждали приказа Куропаткина. А его не было.

Солнце снова пряталось за край земли, и никто не мог сказать, что же будет завтра. Да какое завтра — что будет уже сегодня ночью? Кто первым решит, что его не устраивает такой итог, и попробует все переиграть?

* * *

Принимай я решения, не выходя из штабной палатки, наверно, приказал бы атаковать через не могу. Но я выходил на улицу, я общался с солдатами и офицерами и поэтому знал: три полных дня сражения, недавняя бессонная ночь. Если только 2-й Сибирский еще смог бы протянуть на морально-волевых, то вот временно принятые