Японская война 1904. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закончив с приказами, я велел и штабистам сдавать посты заместителям и тоже идти спать. Сам же отошел немного в сторону и, забравшись на ближайшую сопку, сел смотреть на звезды. Чем дольше я сидел, чем больше угасали пожары дневного сражения, тем лучше было их видно. Яркие, невероятные — неудивительно, что древние люди верили, будто столь величественное зрелище просто обязано влиять на людские судьбы.
Жалко, что вместе с темнотой не пришла еще и тишина. Лагерь, даже засыпая, продолжал греметь. Механический звон от артиллеристов, гул от тысяч людских голосов и… Тихий шепот где-то рядом. Я прислушался и начал различать слова, мысленно переводя их с английского на русский.
— Нет хуже работы — пасти дураков.
Бессмысленно храбрых — тем более.
Но я их довел до родных берегов
Своею посмертною волею.
Я узнал эти строчки — Киплинг. Пошел на звук и неожиданно обнаружил Джека Лондона, сидящего за очередным листом своей истории.
— Что делаете? — тихо спросил я.
— Готовлю новую главу, подбираю эпиграф, — ответил тот.
— Это… Про меня? — я обещал не вмешиваться в работу писателя, но слишком уж неожиданно прозвучало это четверостишье. Неприятно пророчески, и я бы не отказался понять, откуда у Джека взялись эти мысли.
— Нет, — ответил тот, и меня отпустило.
— Но кто?
— Я… — писатель смутился, почти как тогда, когда рассказывал мне о введенной в сюжет любовнице.
— Джек, мне нужна правда.
— Это эпиграф для главы про вашего врага. Талантливого, но циничного, оказавшегося из-за вашего успеха на вторых ролях и готового любой ценой это исправить. Мне показалось… Да, что такой тайный противник просто необходим вам как настоящему герою!
Писатель смотрел с вызовом, явно уже загоревшись новой идеей, и я только махнул рукой. Пусть будет. В конце концов, с японским романом меня бог миловал, может, и тут обойдется.
Глава 11
Капитан Сомов лежал в грязи, рассматривая проступающие в утреннем тумане японские позиции. Бой шел уже шестой день: трое суток маневров, два дня натиска японцев, и вот вчера уже они перешли в атаку. И пусть совсем не так как планировали, но ведь наступают!
— Господин капитан, что делать будем? — тихо спросил лежащий рядом ефрейтор Коровкин.
И ведь хороший вопрос. Артиллерия подавила позиции перед ними, подтянутые вперед пушки их перекопали, а японцы все равно продолжали стрелять. Кажется, ну не может впереди быть ничего живого, ан нет — закапываются, лежат, ждут. Все-таки в храбрости и упорстве японскому солдату не откажешь.
— Вчера было проще, — не дождавшись ответа, вздохнул Коровкин. — Отходили, собаки, не хотели помирать, а теперь лишь бы забрать кого с собой. Может быть, получится снова артподдержку вызвать?
— Пушки не только нам нужны, — покачал головой Сомов. — Да и снарядов никаких не хватит, если до картошки землю перекапывать. Тут самим нужно думать…
Капитан прокрутил в голове все те тактические игры, на которых полковник Макаров учил их сражаться по-новому. Чтобы не в лоб, чтобы думать и, главное, чтобы доверять своим младшим офицерам. А ведь если так посмотреть, то на самом деле ничего сложного. Сомов выдохнул, в последний раз убеждая себя, что общий навал — это не выход. Так они, может, и победят, но что будет, когда японцы встанут перед ними снова через километр, через два? Нет, в людей нужно верить и беречь их.
— Коровкин, выдели пару урядников поразумнее, пусть со своими отделениями идут вперед. Один вдоль этой полосы кустарника, второй — перед сопками. Задача продвинуться вперед и закрепиться. А мы всей ротой их прикроем!
— Есть, господин капитан! — Коровкин попытался вытянуться по уставу даже лежа на земле, а потом, извиваясь змеей, отполз назад и, спрыгнув в выкопанную за ночь линию укреплений, бросился готовить отряды прорыва.
На сборы ушло около десяти минут, а потом отделения урядников Симченко и Попова выдвинулись вперед. Сначала перебежками, потом только ползком — под прикрытием всей роты японцы могли встречать их лишь редкими неуверенными выстрелами. А потом, оказавшись под ударом одновременно с двух сторон, уже сами начали отползать. Поняли, что не отбиться. И можно было бы их отпустить…
Сомов уже представлял, как сможет доложить: позиция взята, потери — 3 легких. Идеально, просто идеально. Вот только что потом? Если враг уйдет тоже почти без потерь, то дальше на новых позициях японцев станет только больше. И всего двумя отделениями их уже будет не сковырнуть. Нет!
— Пора, братцы! — капитан привстал, готовясь подняться на ноги. — Понимаю, что страшно! Понимаю, что не хочется умирать, когда победа вот так, рядом! Но мы на войне! Тут нельзя победить, просто расстреляв врага издалека и ничем не рискуя! Сколько бы пушек кто ни притащил, добивать все равно придется руками. Глядя глаза в глаза! Так что вперед, братцы! Ура!
Чем дальше говорил капитан, тем громче звучал его голос. Тем больше лиц оборачивались в его сторону и тем больше он видел взглядов, которые были согласны с каждым его словом. И поэтому, когда капитан Сомов вскочил на ноги и побежал вперед, за ним рванула вся его рота. Без остатка. Жаждущий крови крик реял над полем боя, словно парализуя врага, вселяя дрожь в мышцы, отводя стволы винтовок в сторону…
* * *
— Отряд капитана Сомова взял позиции в 17-м квадрате, — доложил Лосьев, прочитав очередное донесение. — Потери — 4 убитых, 13 раненых, в том числе самому капитану досталось. Но не сильно, он решил остаться на позициях.
— Внести Сомова в первый список, — кивнул я и задумался.
Первый список — это проявившие себя командиры, которых можно было двигать на повышение. Те, кто не просто пер вперед, пользуясь прикрытием пушек, те, кто даже не выдавливал врага назад, а уничтожал… Жалко, что их все-таки было не очень много: дай бог один из десяти, и вот, стоило японцам упереться, темпы нашего наступления разом упали. Мы еще давили, но уже стало понятно: к полудню выдохнемся, и тогда уже японцы попытаются откинуть нас, возвращая себе инициативу.
— Есть ли новости от 1-го или 3-го корпусов? От Бильдерлинга? От Куропаткина? — я посмотрел на Мелехова.
