Японская война 1904. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов

— Было же время.

— Время было, но… Там прямо посреди боя части нового 6-го корпуса начали прибывать. А они не обстрелянные, услышали бой совсем рядом, увидели раненых и просто отказались выходить из своего поезда, пока тот назад не отправят. Весь район вокзала перекрыли, палили в каждого, кто, как им казалось, сейчас их на смерть погонит, и никого слушать не хотели. В общем, поэтому и не успели.

— А по телеграфу? — я выдохнул, стараясь не злиться, и повернулся к связистам.

Увы, но и Чернов тоже только головой покачал.

— По радио — все попытки связаться глушат, провода перерезаны. Попытки отправить вестовых в Мукден…

— Не имеют смысла, — закончил я за него.

Вообще никакого! Сколько займет дорога до столицы Маньчжурии? Сколько обратно, даже если Куропаткин плюнет на репутацию и решит поверить моим посланникам? И главное, не дойти никому. 12-я дивизия японцев все еще перекрывает позиции у станции Яньтай, и ведь не сделаешь с ними ничего. Чтобы отбросить, придется отправлять на север все свои силы, а это, считай, отдать без боя Ляоян. Единственное, что тут хорошо: войскам Иноуэ тоже особо нам не помешать. В защите мне хватает одного полка, который в стенах города всегда сможет их задержать. То есть задавить нас не так просто, и оставлять хорошую позицию, давая нам свободу маневра, японцы пока не готовы.

Вот так мы и сражаемся. Японцы формально нас окружили, но мы пока давим и, если не остановимся, еще можем все перевернуть.

— Передовые отряды Шереметева выходят к линии Маетун-Ляоян, — Лосьев получил новое сообщение. — Говорят, там японцы уже успели серьезно укрепиться. Частично сами, частично наши старые позиции под себя обустроили.

У меня мелькнула неловкая надежда, что враг не успеет встать плотно по всему фронту, но немцы хорошо натаскали своих учеников. Японцы работали от заката до рассвета, и если первую линию укреплений мы прорвали, пусть и со сложностями, то теперь сплошные линии окопов напоминали диспозицию еще до начала Ляояна. Я даже выехал на ближайшую обзорную сопку, чтобы осмотреть все своими глазами, и впереди как будто на самом деле не было слабых мест.

Наш правый фланг, или левый у японцев, который мы могли обрабатывать с бронепоезда, казался лакомой добычей. Но только казался! Я легко различал вдали контуры характерных укреплений сразу для трех десятков батарей. Прорвем первую линию, начнем втягиваться и сразу попадем под их огонь. Значит, японцы не только окопались, но еще и успели расставить на нас ловушку. Простенькую, но все же.

— Павел Анастасович уже докладывал, сколько ему понадобится времени, чтобы проложить дорогу параллельно фронту? — спросил я.

— Докладывал, но… Он говорит, что японцы выбрали очень неудобную позицию.

Лосьев не договорил, когда я и сам все понял. Сопки, болотистая пойма Сяошахэ, протекающей немного южнее — география позиции заставляла нас прокладывать рельсы либо слишком близко, подставляя рабочих и поезд под японские орудия, либо слишком далеко… А у нас не так много пушек и снарядов, чтобы мы могли зря тратить четыре из пяти выстрелов.

Нужно было действовать! Что-то решать! Я делал ставку на домашние заготовки — их время вышло. Полагался на храбрость солдат — и они меня не подвели… Кажется, можно было продолжать идти вперед, просто проливая реки крови. Победа бы все окупила… Но я не хочу быть таким офицером, да и шансы на успех далеко не сто процентов. А что еще я могу сделать? Полководцы древности, когда приходили такие моменты, вставали впереди войска и сами вели его на врага, решая судьбу сражений. Но опять же, даже если я так сделаю, что это изменит? Разве умрет меньше людей, если я рискну своей жизнью, разве станут выше наши шансы на успех?

Нет, конечно, будет красиво, но для победы нужно было что-то другое… Как в истории войн: последние генералы-герои, летящие впереди своих войск, полегли еще в Крымскую кампанию. Да даже еще раньше. Когда приходило время, ни сам Наполеон, ни те же Кутузов или Веллингтон не шли в атаку сами. Их талант был в другом: они видели слабое место, слабую точку, удар в которую мог изменить ход боя, и били в нее. Вот только чтобы отправить вперед гвардию или свой последний резерв, нужен талант. Нет, если достаточно просто сточить их о врага и пролить кровь, то можно и просто так. Но если нужно победить, то тут или талант, или мозги…

И я пробовал думать. Осматривал позиции японцев, ходил вокруг тактического стола, ища идеальный вариант — хоть какой-то! — но его не было.

— Ваше высокоблагородие, надо что-то делать. Солдаты волнуются, — капитан Кутайсов не выдержал первым. Что тут скажешь, не зря кое-кому достался титул графа.

— Сейчас… — я тяжело потер лоб и снова взобрался на вершину обзорной сопки.

Солнце сияло уже прямо над головой, припекая даже сквозь каску, которую я всегда надевал вместо фуражки при выезде на передовую. Наши, японцы, солдаты, артиллерия, геометрические фигуры укреплений… Чем-то это напомнило тело больного, когда тебе нужно проложить единственно верный путь, чтобы расправиться с раной. Стоило только додумать эту мысль, как я словно сделал шаг назад, перестав видеть конкретные треугольники и ромбы построений, вместо которых остались лишь цветные пятна. Люди, армии, лечить или убивать — так ли велика разница?

Убийца ведь всегда ищет слабое место жертвы, доктор — слабое место болезни. Получается, я сейчас не учился новому, а повторял то, чем и так занимался всю жизнь. Поиск слабости вражеской армии всегда был у меня в крови. А тут еще и неожиданная подмога подтянулась: я только сосредоточился, и внутри тут же начали всплывать давно позабытые знания. Все, что видел и слышал до моего появления старый Макаров, десятки и сотни мемуаров по различным сражениям кого-то более современного, а еще древний, пропитанный нафталином и плесенью, опыт многих веков китайской истории. Последнее-то откуда?..

Мне показалось, что после того, как я все понял, память сразу нескольких людей, которая очень долго варилась в одном котле, наконец, слилась воедино. И в тот же миг меня окончательно накрыло. Не догадка, не интуиция — я именно что знал, где враг только пытается казаться сильным. Куда надо ударить, чтобы вытащить наружу слабость, которую попытались прикрыть сталью пушек, чтобы вся выстроенная за ночь защита рухнула как карточный