Ночь ведьмы. Книга первая - Сара Рааш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Надежда», – думаю я.
Она идет так, словно у нее есть надежда.
Надежда, что план сработает. Надежда, что все, что я сделал, не напрасно.
Надежда… и, может быть, что-то еще.
17. Фрици
Я напеваю заклинания, которые знаю наизусть, их слова слетают с моих губ как песня, как молитва. Измельчаю травы и раскладываю их в маленькие пузырьки. Меня окутывают запахи земли, жизни и магии. Мой желудок полон, и хотя в этом доме-крепости по-прежнему холодно, от самых сильных холодов я защищена.
Впервые за неделю я если не счастлива, то довольна.
Мой разум избегает мыслей о том, зачем я делаю это, размышлений о предстоящем дне и воспоминаний о прошлом, и я забываюсь в своем однообразном занятии, привычность которого так успокаивает, что у меня перестает ныть в груди.
Капитан прерывает мою работу объяснениями об акведуках. Он рисует на полу карту и проходит со мной по маршрутам, снова и снова, заставляя повторять их в перерывах между приготовлениями зелий.
Еще несколько часов назад я бы огрызнулась на него за то, что он настаивает, чтобы я начала все сначала, «еще раз, только еще раз. А что, если они пойдут налево, а не направо? Какой дорогой? Еще раз, Фрици».
Но сейчас я не могу игнорировать страх, который читается на его лице. Напряжение в его плечах, в его руках. То, как он указывает на карту и как дрожит его ладонь.
Это страх, смешанный с нетерпением, смешанным с надеждой, сильной, опасной, и любое возражение, которое я могла бы высказать, застревает у меня в горле.
Меня до сих пор поражает, что капитан охотников способен на такие сильные эмоции. Это… гипнотизирует.
Он и правда хочет спасти всех.
Он и правда верит, что нас не разоблачат, не поймают и не казнят; он верит, мы можем показать жителям Трира, что им не нужно жить в страхе, к которому они привыкли.
Не знаю, способна ли разделять его убежденность. Каждый дюйм его тела пропитан верой – верой, или надеждой, или уверенностью. Я, смешивая зелья, напеваю, чтобы отвлечься от мыслей о неудаче и предательстве, и…
«Ты не рассказываешь ему всего», – говорит голос.
Я направляю свое внимание на то, чтобы приготовить еще одно целебное зелье. «Рассказывать нечего, – обрываю я. – Мое прошлое на это не повлияет».
«Да неужели? Глупышка. Смотри, как бы ты не уничтожила его план».
Я сжимаю челюсти. «Нет. Нет, этого не случится…»
«Есть способ избежать любых ошибок. Есть способ избежать необходимости рассказывать ему все. Ты это знаешь. Я буду здесь, буду ждать тебя, когда ты наконец окажешься готова сдаться».
– Фрици?
Я вздрагиваю, моргая сквозь туман, заволакивающий зрение.
Капитан наклоняется вперед. Он занял стул, пока я раскладывала по полу принадлежности для приготовления зелий, схема акведуков нарисована в пыли между веточками трав и кусочками грибов.
Помолчав, он встает.
– Уже поздно. Нужно поспать. Отдых нам важен не меньше, чем любое зелье.
Будто в ответ, я зеваю, и мое изнеможение усиливается. Я была так поглощена приготовлением зелий, что позабыла о том, что почти не спала несколько дней.
– Ты займешь кровать, – говорит он.
Я слишком устала, чтобы протестовать. Я приготовила все, что могла, и теперь зелья разложены по маленьким пузырькам, которые будут висеть в кожаных сумочках на моем поясе. Я кладу сумки на стол и потягиваюсь, мое тело ноет от того, что я провела последние несколько часов, согнувшись над работой.
Когда я поворачиваюсь, ловлю взгляд капитана, устремленный на мою талию.
Он отводит глаза, его рука поднимается, чтобы потереть затылок.
Воцаряется молчание. Я знаю, что он смотрел на меня. Он знает, что я заметила, и это произошло не в первый раз. И все же я не кричу на него.
Почему?
Следовало бы.
Я ничего не говорю и пересекаю комнату, чтобы спуститься по лестнице туда, где он показал мне уборную. Я привожу себя в порядок, как могу, используя свежую воду, накачанную из акведука, – это не ванна, но лучше, чем ничего, – и к тому времени, как я возвращаюсь, капитан сидит на полу в углу напротив кровати, плащ хэксэн-егеря укутывает его вместо одеяла, которое я порвала, чтобы сшить защитные мешочки. Фонарь рядом с ним слабо горит.
На кровати расстелен другой плащ. Коричневый, в котором он ходил на рынок.
У меня есть свой плащ, но я не говорю об этом.
– Я разбужу тебя на рассвете, – предупреждает он, не открывая глаз. – Ты сможешь провести завтрашний день, рассказывая заключенным о маршрутах и леча всех, кто в этом нуждается. В день сожжения у вас будет несколько часов, прежде чем на Кристкиндэмаркте соберется достаточно народу, чтобы обеспечить укрытие. Колокольный звон в середине утра будет предупреждением, что все должны быть на месте и готовы к взрыву. А ты…
– В середине утра? Я думала, это произойдет после полуденного звона колокола.
Глаза капитана распахиваются, и он бросает на меня взгляд, полный такой паники, что мне становится стыдно за то, что я его дразню.
Я развожу руками.
– Шучу! Я знаю, что утром. Знаю, по каким маршрутам выводить заключенных и где мы с Лизель встретимся с тобой позже, у бокового туннеля. Знаю. Клянусь.
Он не успокаивается, и видно, что его тело напряглось и окаменело под плащом.
– Это не шутки, Фрици.
Я сажусь на кровать и наклоняюсь, чтобы снять ботинки, мои волосы свисают через плечо, некоторые пряди отяжелели от воды я пыталась вымыть самые грязные локоны, не намочив при этом всю голову, чтобы не простудиться.
– Я прекрасно все понимаю, – ворчу в пол.
Было проще, когда я могла отвлечься приготовлением зелий.
Было проще, когда мы были на Кристкиндэмаркте и за каждым поворотом нас ждало новое блестящее развлечение.
Но здесь и сейчас, в тишине его дома-крепости, когда я понимаю, что ничто не будет стоять между мной и солнцем завтрашнего дня…
Следовало купить ингредиенты для снотворного.
Кровать скрипит, когда я сворачиваюсь на ней калачиком, лицом к комнате, и наши с капитаном глаза оказываются на одном уровне. Я натягиваю его коричневый плащ до подбородка, и это, учитывая, что на мне плотная шерстяная юбка и мой плащ, почти согревает. Ночь все равно будет холодной.
Плащ пахнет как Кристкиндэмаркт – специями, маслом для жарки
