Тайна сибирских орденов - Александр Антонович Петрушин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скрыть грабежи населения было невозможно. Лопарев подтверждал: «Надобности в деньгах мы не имели. Продовольствие получали с баржей и пароходов или на местах от купцов и крестьян бесплатно. Подводы для переброски продовольствия и партизан крестьяне давали также бесплатно. За “тело” (жилье) расходов не несли. На руки партизанам не выдавали ни копейки. Но деньги и другие ценные вещи все же поступали в отряд, и в немалых количествах. Мы их делили по спискам. Так же распределяли купеческую одежду, платье и белье. К сожалению, этого факта, по-видимому, общего для всех партизанских отрядов Советского Союза, я не могу подтвердить документально. Если какие-то документы и сохранились, то только в делах исполкомов, но, вернее всего, эти списки искрутили на цигарки и козьи ножки во время восстания 1921 года».
В такой обстановке пряталось все ценное. Лопарев замечал: «Пролетарская кара скоро настигла мошенников как гром. Часть их ценностей стала достоянием республики, а особо упорные унесли свои богатства на тот свет, на “обед к осетрам”».
Лопарев знал о ценностях сибирских белогвардейцев и драгоценной церковной утвари, спрятанных зимой 1919—1920 годов в окрестностях Сургута. Несмотря на его осторожность, прорвалось в воспоминаниях: «Часть розданного... “по добрым людям” на хранение зажилилось, большинство же... и по настоящее время “кладами лежит в земле”...». Лопарев знал о кладах и искал их.
Другой причиной настороженности Лопарева и военного совета к отряду Лепехина являлась директива о мобилизации в Красную армию мужчин-партизан призывного возраста. Красная мобилизация оказалась для них такой же страшной, как и белая. Воевать по приказу и по уставу партизаны не хотели.
Чтобы показать свою местную боевую значимость, Лопарев и его окружение выехали на фронт к с. Карымкары, где предприняли единственное наступление на позиции белых, но потерпели поражение.
В телеграммах тобольскому военкому Петрову партизаны сообщали вымышленные сведения о появлении на Березовском направлении крупных подразделений белых «в количестве 450 человек, оперировавших ранее на Архангельском фронте», о «движении 120 белых на оленях через Назым в Сургут», о собственных «больших потерях в бою за Карымкары».
Свою реакцию на красную мобилизацию партизан военный совет выразил Тобольску 19 декабря: «Исполнив приказание о мобилизации унтер-офицеров и рядовых призывных годов, мы лишимся командного состава и фактически откроем фронт, так как оставшиеся непризванными партизаны без руководства унтер-офицерами принуждены будут при своей малочисленности и малоопытности, при наших расстояниях и противнике, имеющем в своем распоряжении оленеводов и лыжников-добровольцев из зырян, оставить Сургут и Самарово, что поднимет дух противника, даст ему возможность перейти в наступление и одержать победу».
Дезинформированный подобными паническими сообщениями и не знавший реальной обстановки в уездах Тобольск, посоветовавшись с находившимися в Филинске (в двухстах километрах южнее Самарово) Лепехиным и Губер-Грицем, принял компромиссное решение. В тот же день военный совет получил ответную телеграмму: «Все люди, состоящие на службе в партизанском отряде, мобилизации не подлежат».
В воспоминаниях Лопарева радость: «На обороте этой телеграммы передавший ее Конев поставил подпись с заковыристом подчерком, видно, сильно ему (да и нам) пришлась по душе эта записка. Мало того, Конев повторил ее еще карандашом».
Не состоявшая в партизанах, но подлежащая мобилизации молодежь стала проситься в отряд.
«С топорами, с вилами пойдем на белых, только примите», — так, по словам Лопарева, распинались «желающие» вдруг стать партизанами.
Рассуждать об идейных мотивах партизанского движения на Тобольском Севере после таких признаний не имеет смысла.
Вместо военных действий партизан привлекала «культурно-воспитательная работа». Она, по воспоминаниям Лопарева, заключалась «в организации общих собраний крестьян в занятых нами селах или деревнях. По своим способностям и ораторскому искусству мы рассказывали им о Советской власти, ее задачах и призывали примыкать к нам и помогать чем можно. Вдоволь наговорившись, заканчивали собрания под гармошку и рассказы Сашки Домнина (Скрипунова А. Г.), прибаутки Доки Дошлого (Шмонина Евдокима), уморительно сопровождавшего свои шутки движением отстрелянного им по неосторожности на Белогорье пальца...»
Боевых потерь у партизан не было. К боестолкновениям с противником они не стремились. Запасы провианта на замерзших у Тундрино пароходах и баржах — неисчерпаемы. Только шли телеграммы:
«Тундрино из Самарово. Шлите военным грузом и самой большой скоростью следующие продукты: 60 пудов сахару, 40 пудов консервов, 10 пудов керосину и какие у вас есть еще продукты, полезные для отряда».
Но веселая партизанская житуха кончилась — в Самарово прибыл грозный Лепехин.
Лучше самого Лопарева никто не изложил обстоятельства появления в Самарово экспедиционного отряда ВЧК.
«В Самарово, — вспоминал Платон Ильич, — я приехал из-под Карымкар 21 или 22 декабря поздно вечером. Замерз. Не хотел идти к Лепехину первым — может и сам прийти. Чувствовал, что без крупного разговора с ним не обойдется знакомство. Ругаться с дороги не хотелось. Но пришел вестовой и передал, что Лепехин “требует немедленно явиться”. Ну, раз “требует”, а не просит, значит... будет бой за партизанщину, за ее дальнейшую самостоятельность. Пошел в дом Чукреек со всякими тяжелыми думами. Членов Военсовета в Самаровском не было, исключая Бублика. Парень он мягкий, серьезно не поддержит. Брать же одному ответственность за отряд было тяжело.
Чего я опасался, то и случилось. Поднимаюсь вверх, вхожу.
Пьют чай Лепехин, Доронина К., Молокова Даша. На столе масло, сахар, рыба. Покуривая козью ножку и как-то затаенно улыбаясь, стоит Мякишев В. В. По комнате ходит красивый военный (Губер-Гриц. — А. П.) со стаканом чая, смотрит на все не то с интересом, не то с опаской, но в улыбке больше симпатии и ожидания. В стороне у печки стоит краснехонький Бублик, смотрит виновато, низко склонив голову. Доронина и
