Тайна сибирских орденов - Александр Антонович Петрушин

Лепехин резко поворачивается на стуле, секунды две внимательно рассматривает мою шапку, немудреный полушубок, валенки. Он выше среднего роста, лицо и плечи монгольского типа, короткие черные во­лосы, энергичное, смуглое лицо, глаза острые, упорные.

Мякишев со смущенной улыбкой бросает:

—  Здорово, солдат! — очевидно, так хочет сказать Лепехину: пришел тот, кого ждали.

Лепехин начинает с броска.

—  Почему не явились немедленно?

Спорить бесполезно, а сдаваться сразу не привык. Отвечаю полушутя:

—  До меня такое же расстояние, как от вас до меня, а приехал сюда Лепехин последним.

Здороваюсь, знакомлюсь, хочу этим перевести разговор к более мирному тону, но Лепехин берет “с понту”.

—  Весь партизанский отряд, согласно мандату Троцкого, я мобили­зую и вливаю в свои части. И никаких возражений. В Карымкары я уже распорядился дать белым решительный бой и идти на север.

—  Не знаю, есть ли у тебя мандат Троцкого, а вот я имею разъясне­ние военкома из Тобольска, что партизаны мобилизации не подлежат.

—  Никаких Военных советов, никаких партизан. Полное подчине­ние мне, и — точка!

—  Благими намерениями путь в ад вымощен. Попробуй потолкуй об этом с партизанами. Я лично не могу брать на себя ответственность за их решения и принужден пока от ваших предложений воздержаться.

—  Немедленно посажу в чижовку (клоповник такой в волостных управлениях с железными решетками)!

А сам думаю: ведь посадит, заполошный черт, ничего с ним не сде­лаешь. Наших тут никого. Надо ему насоврать. От шума и драки толку не будет, сгубим и людей и дело.

—  Ладно, давай чаю: с дороги не могу наесться.

Лепехин наливает чай, и разговор переходит в более спокойный тон. Тут и Арся Никифоров пришел в своих неизменных сотрях и серой шинели (убит в 1921 году во время восстания в юртах Лорбат). Его примиряющая пассивность, смех и шум еще больше убили меня. Раз­говор скоро перешел к операциям на фронтах. Я нарисовал опасную картину возможного выхода в наш тыл группы белых с вершин р. Конды по Гаринскому тракту и заявил о необходимости организации туда глубокой разведки. Но Лепехин тут же прямо поставил вопрос о прове­дении разведки мною. Опасность этой разведки мне была ясна больше чем всем присутствующим: уйти на лыжах на сотни километров в тайгу, в среду враждебного красным туземного населения, невозможность скрыть следы, явно не вернуться обратно, если там действительно бе­лые, — такова перспектива этого рейда.

—  Я согласен. Ты, Арся, едешь со мной?

—  Поеду.

—  Если сегодня же утром, только вдвоем через Богдашку на Васпухоль (200 км от р. Обь) и дальше на лыжах до юрт Кошатских и вершин р. Конды. Документы от волостного правления на агентов по заготовке продовольствия. Другие — от красных, пусть заготовит твой штаб.

Лепехин согласился с довольной улыбкой. Я эту улыбку понял: изолировать меня от партизан. Ничего, если я совсем не вернусь из разведки.

Ребята ничем не выдали волнения, шутили, смеялись, а ведь для большинства из них я был хорошим товарищем и другом. Из девок обо мне мог кое-кто беспокоиться и поглубже».

Так Лопарев стал жертвой своей же «пушки» — дезинформации, ко­торой он хотел напугать Лепехина и задержать продвижение на север красной экспедиции. Но «брат Мишки Япончика» Монгол не поверил этим слухам и разом исключил слабого соперника из событий на глав­ном направлении наступления, отослав его «туда, не знаю куда». Пар­тизанское движение на Тобольском Севере закончилось 20 декабря 1919 года, не успев, по существу, и начаться.

Ваше письмо и № газеты «Советский флот» от 25.8.1959 г. со ста­тьей генерал-лейтенанта Телегина, посланные на мое имя, получены.

На поставленные Вами вопросы могу сообщить следующее:

...Тов. Телегин в своей статье пишет: «На р. Тавда колчаковцы созда­ли речную флотилию, в состав которой включили товаро-пассажирский пароход “Иртыш”. Из 60 чел. экипажа на п/х “Иртыш” половину со­ставляли белогвардейские офицеры и добровольцы, а остальные моби­лизованные солдаты и матросы. Среди мобилизованных оказался бал­тийский матрос Водопьянов, которого, как наиболее подготовленного и опытного, назначили капитаном парохода “Иртыш”...»

Такая трактовка т. Телегина совершенно неправильна.

Первое: п/х «Иртыш» с начала своей постройки и по настоящее время под названием «Ударник» являлся и является буксирным парохо­дом; в то время лишен был всяких палубных надстроек, даже служебных.

Второе: когда колчаковцы поставили «Иртыш» под вооружение, на нем была гражданская команда в количестве более 30 человек, в т. ч. и капитан Нарицын А. Ф.

Третье: после вооружения на пароход была посажена военная ко­манда добровольцев 20—25 чел., мобилизованных чел. 15, из них 8—9 моряков, в их числе и Водопьянов. Балакин Николай, на которого ссы­лается в статье т. Телегин, и еще один моряк по фамилии Гарожный Александр и человека четыре — офицеров флота.

Четвертое: из мобилизованных моряков Водопьянов был назначен командиром орудия; в его распоряжении был орудийный расчет. После восстания никаких изменений не произошло за 3—4 дня. Водопьянов так же командовал артиллерийским расчетом. Гарожный был назначен военным механиком над машинной командой, ему подчинялся механик парохода и его штат.