Тайна сибирских орденов - Александр Антонович Петрушин

но из этого ничего не вышло, так как почти никто из нас ходить на лыжах не умел. Пришлось оставить лыжи на подводах и идти по глубокому снегу друг за другом “цепочкой”: впереди — здоро­вые и высокие, за ними — низкорослые.

Шли мы лесом (запомнились березы). Вдруг раздался со стороны юрт выстрел, потом второй, третий... Следом пулеметная очередь. Тов. Иваненко приказал рассредоточиться по фронту, но сделать это по сне­гу было трудно, а бежать — невозможно. Будучи в возбужденном состоя­нии, я не заметил, как оказался на дне оврага, и обнаружил, что из под­сумка высыпались патроны. Собрать их все мне не удалось, так как они провалились глубоко в снег. Из лога на противоположную сторону нас выбралось человек шесть, в том числе и тов. Иваненко.

Мы находились на окраине юрт, а из оград и из-за домов вспыхива­ли в предрассветной темноте огоньки — белые стреляли в нашу сторону.

Тов. Иваненко поднялся на ноги, взял свой карабин на плечо и по­бежал вперед нас по улице, крича: “Товарищи, за мной! Ура!” Мы устре­мились за ним. Тов. Иваненко выбежал на бугор и сразу упал. Я не понял, в чем дело, и тоже упал, думая, что так и нужно. Но, услыхав стон, понял, что он ранен. Я ничем не мог ему помочь, а в голове неотступно верте­лась одна мысль — больше огня. Мне представлялось, что если белые узнают, что нас в юртах мало, то вернутся и всех нас перебьют. Поэтому я стрелял в темноту не целясь, а когда кончились патроны, то подполз к Иваненко, взял его карабин и продолжил стрельбу. Потом подоспело подкрепление. Белые отступили.

Я бегал по дворам, искал лошадь, чтобы увезти раненого политкома. Его поместили в наш временный госпиталь в М. Атлыме. Кроме него там лечились пять красноармейцев с обмороженными ногами. Убитых в этом бою не было. Карабин тов. Иваненко остался у меня, с ним я уехал на польский фрот.

В юртах Новеньких наш взвод находился несколько часов, а потом выехал в погоню за белыми. Кондинское они оставили без боя. Наш путь лежал на Березов. Тогда у нас случился печальный случай. Перво­му и второму взводам было приказано окружить белых в одной дерев­не (название не помню) и уничтожить. Наш взвод, поставив подводы, тихо подошел к окраине деревни и залег. Мы заметили, что на проти­воположной стороне между деревьями перебегают вооруженные люди. Предположили, что это белые. От них в нашу сторону последовал вы­стрел — завязалась перестрелка.

Вскоре, когда стало светлее, мы узнали в стрелявших в нас латы­шей из первого взвода. Стали кричать друг другу и выяснили, что они тоже приняли нас за белых. Но по ошибке один латыш из первого взво­да был убит, его похоронили в Березове. Командир отряда тов. Лепе­хин расстроился этим случаем и отстранил командира первого взвода от должности».

В исторических исследованиях 50—60-х годов прошлого века отход колчаковцев в Березово представлен как цепь полных драматизма кро­вопролитных сражений. Но не все принимали такую трактовку собы­тий. Тот же Зуев не согласился с утверждениями И. А. Иванова в книге «Борьба за установление Советской власти на Обском Севере», издан­ной в Ханты-Мансийске в 1957 году. Иванов так описал бой за юрты Новенькие: «Белогвардейцы в яру из окопов почти в упор вели пуле­метный и ружейный огонь. Несмотря на пасмурную ночь, один за дру­гим падали красноармейцы, цепь залегла. Иваненко, не изменяя своего плана, подал команду готовиться к атаке, но в этот момент его голос оборвался, разрывная пуля выше голени раздробила ему ногу. Правее его стоял красноармеец».

Автор книги ссылался на воспоминания партизана Скрипунова, в отношении которых Зуев возразил: «В бою за юрты Новенькие я был все время с тов. Иваненко, который командовал нашим вторым взводом. Я утверждаю: ни один из красноармейцев не погиб. Ранен был только политком тов. Иваненко. Человек пять отморозили ноги и лечились вмес­те с ним в М. Атлыме. Никаких окопов ни у белых, ни у нас не было...»

Эти и другие замечания и возражения не воспринимались. История Гражданской войны на задворках Отечества излагалась по одному идео­логическому трафарету, без учета местных особенностей.

В повествованиях участников тех событий на Тобольском Севере главным злодеем назывался некий Турков. Лопарев считал его «сыном тобольского купца, палачом, начальником карательного отряда, совер­шившего в декабре 1918 года поход из Тобольска в Саранпауль и разгро­мившего там красный гарнизон».

Лопарев и поверившие ему историки, включая осторожного в оцен­ках прошлого югорского писателя Николая Коняева, думали, что Тур­ков был в марте 1920 года расстрелян Тюменской Губчека.

Ошибочные или сознательные утверждения о злодеяниях местных белогвардейцев не соответствуют действительности. Сохранившиеся в архиве Регионального управления ФСБ по Тюменской области показа­ния Туркова, Витвинова, Булатникова и Кислицкого дают возможность по-другому представить этих людей и показать их роль в бескровном за­вершении драматических событий начала 1920 года в Березовском уезде.

Тогда Александру Михайловичу Туркову, уроженцу купеческой се­мьи из Тобольска, окончившему там высшее начальное училище, жена­тому и имевшему ребенка, исполнилось 22 года.

На допросе 15 января 1920 года он показал: «При Временном Си­бирском правительстве я служил в Тюмени в 18-м Сибирском степном кадровом полку по мобилизации до декабря 1918 года. Потом в Тюмени сформировали Северный отряд, в который меня зачислили младшим офицером. С этим отрядом я отправился в Саранпауль — Ляпино Березов­ского уезда. Потом находился на отдыхе в Березове, откуда командиро­вался в Тобольск для закупки продовольствия Северному отряду. Там по­лучил по болезни двухмесячный отпуск. После открытия навигации 1919 года комендант Тобольска штабс-капитан Киселев отправил меня обратно в Саранпауль, но отряд к тому времени выбыл в Тобольск. Поэто­му я был назначен комендантом г. Березова. В этой должности находился до 10 декабря 1919 года, после чего отбыл в с. Кондинское по приказанию начальника Березовского гарнизона поручика Витвинова. Столкно­вений с красными войсками у меня за последние месяцы не было ни разу.

Так как связь с Колчаком прервалась еще с октября 1919 года, мы находились в подчинении Северного архангельского правительства. Моим