Тайна сибирских орденов - Александр Антонович Петрушин

Лепехин с моими предложениями согласился сразу, да и выхода дру­гого не было. Он в тот же день провернул подготовку и ночью послал насмерть перепуганных купцов в Саранпауль, снабдив их целой пачкой писем. А затем и сам выехал за ними ближе к фронту.

Эффект получился сногсшибательный: мы и думать не могли о та­ких результатах нашего изобретения. Купцы, великолепно знающие эти места и имеющие широчайшие связи среди туземцев, обошли все посты и въехали сразу в середину села. Письма рассовали тотчас же и дали местным жителям несколько полезных советов. В общем, когда офице­ры узнали об их приезде, пока им завязывали глаза и повели в штаб, они сделали немало от себя. Началось шушуканье, группировки.

В штабе белых тем временем шел допрос купцов. Передав пись­менное предложение Лепехина о сдаче, парламентеры добросовестно информировали белых о победах Красной армии, о разгроме Колча­ка и близкой гибели правительства Чайковского, о занятии Березова, Обдорска и Сургута. Нашелся в штабе и друг — денщик одного из офи­церов. Припав ухом к переборке, он дословно слышал все разговоры и еще до окончания заседания успел передать их в отряд с надежным человеком. Сразу же после заседания штаба купцов отправили с завязан­ными глазами обратно. Их встретил Лепехин, которого они обо всем подробно проинформировали.

Полковник, командовавший группой, после заседания штаба оття­нул кожу на ноге, прострелил ее из браунинга и немедленно “выехал ле­читься” в Архангельск. Оставшиеся офицеры под давлением солдатской массы пошли на уступки и выслали парламентеров к Лепехину с тре­бованием гарантировать им жизнь за сдачу отряда, вооружения и раз­ных запасов. Лепехин согласился и выслал им письменную гарантию. На практике оказалось, что сдать весь отряд не так-то просто. Против сдачи энергично протестовали печорцы, которых было немало в Саранпаульском отряде белых. Обставил печорцев сам Турков. Подгото­вив тобольские части, готовые сдаться, он распорядился созвать общее собрание отряда. Во время обсуждения вопроса о сдаче выделенные Турковым солдаты заняли помещение, где хранились винтовки, и, когда печорцы, возмущенные желанием командования сдаться красным, бро­сились к пирамидам, их встретили штыки охраны.

Снабдив печорцев продовольствием, Турков отпустил их домой за Урал, а сам начал сдачу отряда и имущества Лепехину».

Рассказ Лопарева, где он — главный победитель белых, отличается от показаний Туркова, Витвинова, Булатникова и Кислицкого (поручи­ка Лушникова, которого упомянул Лопарев, не было тогда в Саранпауле, как и белого полковника-самострела. — А. П.).

Свое описание той ситуации дал Зуев: «Несколько березовских купцов сами попросились направить их к Туркову парламентерами. Ко­мандир отряда Лепехин согласился на это (ничем не рискуя). Дней 20 от них не поступало никаких известий. После этого отряд выступил на Саранпауль, но, доехав до Сартынья, сделал остановку, так как встре­тил там делегатов от Туркова. Их мы оставили заложниками, а от нас для переговоров с Турковым по назначению Лепехина поехали начшта­ба Губер-Гриц, начальник пулеметной команды Ушаков Леонид и Лузгин Григорий. Решено было так: отряд Туркова сдается без боя, а отряд Ле­пехина гарантирует всем жизнь.

Приняв наших парламентеров, Турков предъявил им условия: его, Туркова, не арестовывать и не судить, а отпустить домой. Наши попро­сили оставить их одних, и Губер-Гриц сказал: “Давайте подпишем акт, а там видно будет”.

Так и сделали: Турков приказал все оружие сложить на склад. Для его охраны на караул стал сам Ушаков. Первым въехал в село 1-й взвод и сра­зу же окружил склад с оружием. Вскоре появился и Лепехин. Среди на­ших трофеев было много боеприпасов и продовольствия, особенно та­баку и сигарет.

Все сдавшиеся в плен согласились вступить добровольно в ряды Красной армии. Была создана комиссия по проверке лояльности и вы­явлению компрометирующих данных. Было выявлено три человека, из них один доброволец и двое обдорских — Новицкий Николай и дру­гой, по имени Василий: они при отступлении застрелили двух крестьян где-то недалеко от юрт Новеньких. Доброволец и Василий сбежали, а Николай был арестован и сдан в Тюменскую Губчека. Туркова под кон­воем тоже отправили в Тюмень...»

Лопарев утверждал: «Население крепко помнило палача Туркова и других офицеров, всеми селами и деревнями осаждали конвой, требуя самосуда. Как удалось мадьярам провезти их до Тюмени живыми, извест­но только конвою, но харчков, плевков, а изредка пощечин и конских мерзлушек офицерам досталось до отказа. Вскоре из Тюмени было по­лучено краткое сообщение: Турков и Ливтивнов (так в тесте. — А. П.) при попытке к бегству убиты. Такой оборот дела с палачами народа уж очень по душе пришелся трудовым массам Севера. Да и у нас в штабе, и в отделах вызвал глубокий вздох радости — как-никак, а отпускать жи­вьем Туркова никому не хотелось...»

Справедливы ли такие обвинения в отношении Туркова? Суда над ним не было, как и доказательств его участия в расстрелах.

На запрос Лепехина «во все ревкомы-исполкомы по тракту Березов — Тобольск: собрать и представить в Тюменскую губернскую чрезвычайную комиссию о деятельности Туркова, Булатникова и начальника Березов­ской милиции Кислицкого в 1918 и 1919 годах» самым серьезным «пре­ступлением» Туркова указан «невозврат кошмы длиной 4 аршина, стои­мостью 2500 руб., принадлежавшей Демьяновскому волисполкому».

Эту кошму Турков взял в январе 1919 года для белого отряда, воз­вращающегося в Тобольск после разгрома красных в Саранпауле. К пе­реписке «о кошме» приложено письмо от 12 марта 1919 года Тоболь­ского уездного военного начальника, в котором сообщалось: «Данная Демьянской волостной земской управой Тобольского уезда кошма для офицеров северного отряда находится в настоящее время у пору­чика Туркова, который обещался лично доставить ее вам». Исполнить свое обещание и возвратить «данную» (надо понимать — добровольно) Турков не успел: помешало быстрое продвижение красных на восток, стало не до кошмы.

Утверждение Лопарева о «ненависти населения к Туркову» опро­вергают показания Булатникова и Кислицкого: «В пути от Березова до Тобольска конвой показывал нас жителям сел и деревень, которые ни в чем нас не обвиняли, а в отношении Туркова говорили, что не знают его, а помнят другого: этот