Тайна сибирских орденов - Александр Антонович Петрушин

Все оправдательные документы в отношении Булатникова, Туркова, Кислицкого (позднее Витвинова), не допустивших кровопролития в Са­ранпауле, командир Отряда северной экспедиции направил тюменско­му губвоенкому. Однако из Тобольска эти бумаги были переадресованы в Губчека: «Направляются протоколы допросов Булатникова, Туркова, Кислицкого и Витвинова, дабы они миновали Губчека, ибо сопроводи­тельные письма адресованы губвоенкому. Материалов обвиняющихся предвидится большое количество. Дело столь важное, что его разреше­ние отзовется на политическом настроении нескольких уездов. Турков приобщен к делу Лушникова, как участник расстрела 57 красноармейцев».

Однако Турков вообще не имел отношения к этой акции. Что касает­ся обстоятельств расстрела, то арестованный в апреле 1920 года Тюмен­ской Губчека Петр Сидорович Войников, 1899 года рождения, сапожник первой тюменской сапожной мастерской, показал: «В августе 1918 года я был мобилизован в белую армию, как солдат старой армии, окончив­ший учебную команду в 35-м запасном полку в Тюмени. Меня сразу же сделали взводным командиром 1-го взвода 5-й роты 6-го Сибирского кадрового полка. Потом наша 5-я рота была переведена из Тюмени в То­больск (6-й Сибирский кадровый полк стал называться 49-м Сибирским стрелковым полком). Из Тобольска меня назначили конвоировать в Тю­мень дезертиров, которых было 104 человека, а нас вместе со мной — 6 человек. Дойдя до села Иевлева, дезертиры пошли на вечерку, неко­торые из них были выпивши и позволяли себе буянство. Тогда ко мне пришел староста села и потребовал прекратить распущенность дезер­тиров. Мне пришлось дать телеграмму начальнику гарнизона г. Тюме­ни, чтобы выслали для сопровождения бунтующих дезертиров солдат. В селе Покровском нас встречал отряд подпоручиков Лушникова и Му­ромцева. Когда я узнал, что дезертиров будут расстреливать, то хотел за­щитить хороших ребят. Дезертиров построили, и Лушников рассчитал их на первый-второй. Из 104 человек здесь в селе Покровском расстре­ляли 58 человек. Мой отряд и я в расстреле не участвовали, а только вы­водили к месту расстрела. Расстреливал отряд из Тюмени. Потом меня заставили конвоировать в Тюмень оставленных в живых дезертиров, где сдал их в пересыльную часть уездного воинского начальника».

Дезертировавших из Сибирской белой армии крестьян поче­му-то представили красноармейцами. Но непосредственных участни­ков их расстрела, включая Лушникова и Муромцева, не нашли. Поэтому Войникова держали в рабочем доме (так называли тюрьму), несмотря на прошение 120 членов сапожной мастерской № 1 «отпустить его на по­руки, как специалиста для заготовки сапог для армии». К председателю Тюменской Губчека обращался заведующий воспитательной частью при рабочем доме: «...о принятии мер к ускорению дела Войникова, ко­торый содержится здесь уже с апреля 1920 года и ведет себя отлично: хороший специалист-сапожник, — если обвинение не подтвердится, не­обходимо освободить для пользы Республики».

Обвинение Войникова в участии в расстреле дезертиров (называть их красноармейцами неправильно) не подтвердилось, но его не освобо­дили (и не собирались этого делать), а расстреляли по постановлению Губчека, утвержденному 11 ноября 1920 года председателем ЧК Сибири И. П. Павлуновским[26].

Красная армия осталась без сапог, жена без мужа, дети без отца...

А в деле Туркова появился протокол допроса 27-летней актрисы Елены Павловны Половцевой: «Подпоручика Туркова я встречала в быт­ность свою в Тобольске. Он неоднократно бывал с другими лицами у меня в театре за кулисами. Также с компанией я бывала на пикниках, где присутствовал Турков. Тогда он был адъютантом у Лушникова.

Про Туркова говорили, что он кокаинист и алкоголик, и я полагаю, что этим он заразил Лушникова, которому доставал кокаин. По моему мнению, Турков — жестокий человек, что я различала по его обращению с солдатами. Я слышала, что Турков и Лушников творили безобразия: пороли людей розгами. Вообще имена Лушникова и Туркова всегда свя­зывали вместе».

Показания Половцевой подтвердил 30-летний актер Владимир Про­хорович Вольмар: «Про подпоручика Туркова я знаю, что он был адъ­ютантом у Лушникова. Он дальше с Лушниковым не поехал. А остался в Тобольске под видом больного...»

Тогда в губернском центре не было постоянной театральной труп­пы. В спектаклях, устраиваемых в народном доме, выступали заезжие актеры и актрисы. В окружении которых коротали свободное от службы время как белые офицеры, так и красные командиры. На тех и на дру­гих военных, в зависимости от режима (в Тобольске с 1917 по 1921 год власть менялась десять раз), их временные подруги давали одинаковые и неконкретные характеристики.

Другие чувства выражали письма постоянных спутниц жизни — жен. Карандашные, полустертые временем строки: «Если тебя посадят в тюрьму, то знай: у тебя есть я, которая разделит не только тюрьму и вся­кие лишения, но и смерть. Расстрела тебе не будет, т.к. большевики его отменили. Я, Шурик, до суда поправлюсь, и мы уедем из Березова. Такая тоска, так тяжело без тебя, мой безвинный, хороший Шурик, что жизнь становится хуже могилы. Эх, только бы повидать тебя, услышать ласко­вое слово. Будем надеяться на Бога, будем молиться. Тебя простят: ты ни­кого не убивал. Милый Шурик, приезжай к своей Элке, которая без слез о тебе не может уснуть. Проклятое время... Любящая тебя навеки Элка...»

Неизвестно, дождалась ли Елена Туркова, в девичестве Кушникова, своего мужа. Как сложилась их жизнь? В следственном деле Туркова нет отметок ни о суде, ни о расстреле, ни об освобождении.

Также неясны судьбы Витвинова, Булатникова и Кислицкого. В ка­рательных акциях они не участвовали. Допрошенные в качестве сви­детелей Петр Феликсович Раевский, 1876 года рождения, уроженец Березова, бывший лесопромышленник, заведующий агентством Цент­росоюза, и Александр Стефанович Григорьев, 1891 года рождения, уро­женец юрт Карымкарских, остяк, с высшим образованием (окончил политехнический институт в Омске), заведующий отделом народного образования в г. Березове, характеризовали их положительно.

Раевский: «Булатников хороший учитель и человек. Витвинов был военным комендантом в Березове, а Кислицкий — начальником мили­ции. При них был законный порядок. На них никто не жаловался...»

Григорьев: «Булатников как мобилизованный учитель сильно тяго­тился своим положением и хотел просить о своем освобождении от во­енной службы по болезни. В отношении Витвинова и Кислицкого ниче­го плохого сообщить не могу...»

Протоколы допросов Раевского и Григорьева сопроводила в Тю­мень выразительная телеграмма: «19 октября 1920 года. Указанные лица допрошены. Примите