Проклятие Шалиона - Лоис МакМастер Буджолд

– А как тогда будут обстоять дела с Тейдесом и Изелль? Они в той же мере, что и король, будут страдать? Или все-таки ноша короля тяжелее – он же все-таки король?

– Мне кажется, дела короля с каждым днем становятся все хуже, – проговорил рокнариец, прищурившись. – Но послушайте, лорд Кэсерил! Вы задали мне с дюжину вопросов. Позвольте и мне задать вам – всего один. Как вы оказались на службе у принцессы Изелль?

Кэсерил, не ожидавший такого вопроса, открыл рот и откинулся на спинку стула. Его память вернулась к тому дню, когда провинкара Баосии подловила его, предложив место секретаря и наставника принцессы. Хотя, были еще обстоятельства, предшествующие этому эпизоду его биографии… И он, совершенно неожиданно для себя, рассказал Умегату про солдата ордена Дочери, который, сидя на излишне нервной лошади, выронил в грязь золотую монету, и как он потом пришел в Валенду…

Умегат заварил чай на маленьком огне и придвинул к Кэсерилу дымящуюся чашку, но тот сделал лишь маленький глоток, чтобы промочить высохшее горло и не отвлекаться. Продолжив повествование, он вспомнил, как Изелль на праздновании Дня Дочери отчихвостила продажного судью и как со временем они прибыли в Кардегосс.

Потянув за свою косичку, Умегат спросил:

– Так вы полагаете, Боги управляли вашими действиями с тех самых пор? Есть над чем задуматься. Впрочем, Боги экономны, зря силы не растрачивают, а потому используют любой подвернувшийся шанс.

– Но если Боги ведут меня по этой дороге, как быть с моей свободной волей? – спросил Кэсерил.

Умегат просветлел лицом, как бывало всегда, когда он сталкивался с непростой теологической проблемой.

– У меня есть еще один вариант, который вполне учитывает факт и свободной воли человека, и вмешательства Богов в земные дела. Допустим, по дороге, ведущей к известной нам цели, Боги запустили сотню, нет – тысячу Кэсерилов и Умегатов и до конца ее пройдут те двое, что верно выбрали маршрут. Сами выбрали, заметьте!

– А я – первый или последний?

– Ну уж точно не первый, – отозвался рокнариец.

Кэсерил понимающе хмыкнул. Потратив некоторое время на переваривание услышанного, он неожиданно сказал:

– Хорошо! Вас приставили к Орико, меня – к Изелль. Но кто-то допустил серьезную ошибку! Тейдес ведь остался без защиты! Разве нас не должно быть трое? Третий – некто от Брата. Инструмент, святой или просто дурак – я не знаю! Или, может быть, та сотня или тысяча, что была послана его охранять, заблудилась по дороге? А может быть, нужный человек еще в пути…

Новая мысль вдруг явилась Кэсерилу и бросила его в дрожь.

– А вдруг это был ди Санда? – спросил он сам себя.

И бессильно упал лицом в лежащие на столе ладони.

– Если я буду соревноваться с вами в теологических дебатах, – проговорил он слабым голосом, – то закончу тем, что опять наберусь в стельку – просто для того, чтобы мозги не перегрелись. Уж больно бешено они крутятся у меня в черепе.

– Пьянство – достаточно распространенный порок среди священников, – сказал Умегат.

– Понятно, почему!

Кэсерил, запрокинув голову, влил остатки холодного чая в горло, после чего поставил чашку на стол.

– Умегат! – произнес он, подумав. – Если я буду советоваться с вами по поводу всех своих действий… Допустим, буду спрашивать вас, хорошо или плохо закончится то, что я должен предпринять… Или выбрать мне то или выбрать это… Я тогда с ума сойду! Или просто завалюсь куда-нибудь в угол, свернусь калачиком и стану причитать да всхлипывать.

Умегат ухмыльнулся – достаточно зло и иронично, как показалось Кэсерилу, – после чего покачал головой.

– Богов вам все равно не перехитрить, – сказал он. – Изберите стезю добродетели – если сможете ее опознать – и верьте, что долг, который вы исполняете, есть именно то, чего от вас ждут. А достоинства, которые вам даны, вы должны направить на служение Богам. Верьте: Боги никогда не потребуют назад то, чем они вас предварительно не одарили. Даже вашу жизнь.

Кэсерил потер лоб и глубоко вздохнул.

– Тогда, – сказал он, – я приложу все силы для того, чтобы устроить брак Изелль и ибранского принца. Только так проклятье отступится от принцессы. Буду доверять своему рассудку. Ведь Богиня не зря выбрала ей в наставники именно разумного человека.

Проговорив это, он добавил со вздохом:

– По крайней мере, когда-то меня таковым считали.

С мгновение поразмыслив, он встал, выпрямился и, резко отодвинув стул, твердо произнес:

– Молитесь за меня, Умегат.

– Ежечасно, милорд!

За окнами уже темнело, когда леди Бетрис принесла в кабинет Кэсерила свечку и стала, расхаживая по комнате, зажигать одну за другой укрепленные в стеклянных подсвечниках свечи, при свете которых хозяин кабинета обычно читал по вечерам. Он улыбался и, кивая, благодарил девушку. Бетрис улыбнулась Кэсерилу в ответ и затушила свою свечу, но в покои принцессы не пошла, а задержалась в кабинете ее секретаря. Она стояла, как заметил Кэсерил, в том самом месте, где они расстались в ночь смерти лорда Дондо.

– Все понемногу налаживается, слава Богам, – проговорила Бетрис.

– Да, понемногу, – согласился Кэсерил, откладывая перо.

– Я начинаю верить, что все будет хорошо.

– Да.

Но желудок Кэсерила скрутило, и он понял – не будет!

Воцарилась длинная пауза. Кэсерил взял перо и обмакнул его в чернила, хотя, по правде говоря, писать ему было нечего.

– Кэсерил, – сказала наконец Бетрис, – вам что, обязательно нужно идти на смерть, чтобы иметь возможность поцеловать даму?

Он склонил голову, вспыхнув, и, откашлявшись, проговорил:

– Примите мои глубочайшие извинения, леди Бетрис. Это больше не повторится.

Он боялся поднять глаза, полагая, что, увидев его взгляд, она попытается сломать разделяющие их хрупкие барьеры и, конечно же, ей это удастся.

О, Бетрис! Не жертвуйте своим достоинством ради того, кто не способен ответить на вашу жертву!

Голос ее прозвучал сухо:

– Мне очень жаль слышать это от вас.

Он слушал, как она уходила, вперив невидящий взгляд в строки бухгалтерского отчета.

Пролетело несколько дней, а Изелль все еще вела свою кампанию против Орико. Прошло столько же ночей, и каждая ночь приносила Кэсерилу мучения – дух Дондо, заточенный внутри его тела, не переставая кричал все то время, когда, как было уже известно, он умирал в доме своего брата. Кэсерил не мог лечь спать, не дождавшись этого полуночного концерта, да и после него сон не шел, а потому лицо его от недосыпа осунулось, а сам он устал немилосердно. Теперь