Олений колодец - Наталья Александровна Веселова

а виртуозно вскрыт отмычкой – эта мысль мелькнула на задворках сознания, когда в прихожей, почти прямо напротив двери, он увидел развалившегося в кресле Клима. Почти такого же, каким он встретил его на Страстной после пятилетней разлуки: в тех же отличных хромовых сапогах («Господи, наверняка же с убитого офицера сняты!»), распахнутом коротком пальто и высоком картузе – только шея была дважды обернута толстым шерстяным шарфом, концы которого кокетливо свешивались на грудь. Но глаза его не выражали на этот раз никакой радости – одно торжествующее превосходство победителя – по губам блуждала наглая плотоядная усмешка. Дверь рядом с креслом вела прямо в столовую – и ясно виднелся разоренный стол, усеянный огрызками и объедками, с семейной тканой скатертью, залитой вином из опрокинутого графина… У стола сидел хорошо знакомый Савве разбойник, только вчера продавший ему по мародерским ценам всю эту редкую снедь: даже не сняв мохнатую сальную папаху, он что-то жрал из тарелки руками, низко наклонив голову, точь-в-точь как дворовый пес над жестяной миской. Третий бандит – в матросском бушлате и клешах, но при этом в кепке и с мохнатыми бакенбардами, с виду равнодушно боком сидел в углу прихожей на ручке другого кресла, засунув руки в карманы. При появлении хозяина он, однако, быстро зыркнул в сторону двери странным, словно что-то предвкушающим взглядом.

Савва инстинктивно шагнул вперед, заслоняя собой тихо ахнувшую Олю. Она, кажется, пролепетала: «Кл-лим…» – и мигом онемела, заметив, что от ее давнего летнего товарища осталось только странное мужицкое имя. Предводитель шайки не пошевелился, лишь скривил губы в откровенно похабной ухмылке:

– Что ж ты, Савва-друг, на собственной свадьбе гостям не рад?

А Савва тем временем, машинально опуская в карман ненужный дверной ключ, нащупал там нагревшийся в тепле и уюте маузер – тем привычным движением, которым всегда проверял его, когда случалось оказаться на улице после захода солнца. Нащупал – и тихонько отвел в сторону предохранитель… Молодой человек настороженно молчал, изо всех сил преодолевая душевный хаос, – крепче сжал рукоять, успешно преодолел и – поднял твердый взгляд на мерзкого пришельца. А Клим не усмотрел ничего подозрительного в его движении, решив, вероятно, что бывший товарищ, убрав свой ключ, просто забыл от растерянности вынуть из кармана руку. Да и вообще, заматеревший господин последних времен, скорей всего, не ожидал никакой настоящей опасности от давно знакомого, успевшего доказать полную практическую никчемность интеллигентика, умеющего лишь красиво говорить.

– Что тебе от меня нужно? – отрывисто спросил Савва.

– От тебя?! – деланно удивился Клим. – Да ровным счетом ничего. Просто спросить хочу: про саратовский указ слыхал? Губернского Совета Народных Комиссаров? Об отмене частного владения женщинами[68]? Уже три месяца в силе. А с сегодняшнего дня, – он усмехнулся, – мы… вот с товарищами… вводим его в Петрограде. А по сему декрету… По сему декрету все женщины изымаются из частного постоянного владения и объявляются достоянием всего трудового народа. Ну а поскольку ты у нас к трудовому народу никакого отношения не имеешь, то – прости, брат… Придется поделиться. Помнишь, говорил я тебе: скоро все ваши барышни нашими станут? А ты, дурачок, не верил… Ну ничего, время пришло, теперь поверишь. Впрочем, тот же декрет гласит… – он вытащил из кармана мятый листок и торжественно зачитал: – Не принадлежащие к трудовому классу мужчины приобретают право воспользоваться отчужденными женщинами при условии ежемесячного взноса в 1000 рублей… Так что гони тыщу старыми, и можешь хоть прямо сейчас воспользоваться внеочередным правом мужа, как и гарантирует тебе наш прекрасный декрет… А мы подождем своей очереди и еще закусим пока… Что? Нету? Ну, тогда извини… – одним небрежным движением большого пальца он отковырнул пуговицу своего полупальто, демонстрируя уже расстегнутую кобуру, которую нежно погладил. – Честное слово, не хочется дырявить башку другу детства… Но, если сейчас заартачишься, – ни на минуту не задумаюсь. Ты меня знаешь.

– А ты меня – нет, – помертвевшими губами произнес вдруг Савва, быстро вытянул вперед руку с маузером и, не потратив и миг на размышление, спустил курок.

По квартире прокатился грохот. Клим даже не охнул – мгновенно обмяк в кресле. На пробитом конце светлого шарфа словно разом расцвел пунцовый пион. Подельники убитого остолбенели каждый на своем месте. Прошла, наверное, только ничтожная доля секунды – а в голове у Саввы уже успели мелькнуть живые картинки былой летней дружбы втроем: особые значительные взгляды, кидаемые Климом на ничего не подозревающую Олю, двусмысленные словечки за ее спиной, рискованные шуточки на гране последних приличий – все то, о чем мальчишкой было недосуг задумываться, что отметалось с досадой как не подходящее к созданному детским воображением рыцарскому образу верного друга, – внезапно проявилось, словно в конусе света от волшебного фонаря… Он мысленно застонал от осознания своей слепоты – и… крепче стиснув оружие, приказал:

– Никому не двигаться. Кто шевельнется – стреляю, – и перевел дыхание: – Оля… Возьми у меня в правом кармане ключ, вставь в дверь снаружи, но не закрывай ее, а просто попробуй запереть замок и отпереть обратно.

Ее дрожащие пальчики закопошились у него в пальто, потом позади раздался сначала легкий скрежет, и, наконец, из-за спины прошелестело:

– Получилось…

– Ключ не вынимай и беги вниз, я за тобой, – велел Савва, порадовавшись в душе, что отмычка не испортила замок, и у них будет несколько секунд спасительной форы.

– Хорошо… – выдохнула Оля, и сразу ее каблучки дробно застучали вниз.

Савва повел недрогнувшей рукой с маузером из стороны в сторону, от одной криво застывшей рожи до другой и обратно.

– Пристрелю, как собак, – вполне убедительно пригрозил он, делая шаг назад и мысленно моля Бога, чтобы ключ не подвел.

Резко захлопнув дверь, он мгновенно запер ее на два оборота и бросился вниз, прыгая через три ступени, сразу услышав за спиной, как на деревянные створки посыпался град тяжелых ударов. Олю он нагнал у выхода из парадной, одновременно услышав, как грохнула о стену выбитая дверь, и, схватив жену за руку, бросился в сторону Измайловского проспекта, надеясь, что удастся незамеченными нырнуть в какую-нибудь арку и уйти проходными – с детства известными дворами.

И если б Савва бежал один, то, конечно, быстро оторвался бы от бестолковой, хотя и разъяренной погони: он был силен, долгоног и трезв, а бандиты бежали хотя и целеустремленно, но трудно – да и окрестностей они, скорей всего, не знали. Но Савва тащил за руку маленькую хрупкую Олю, чей шаг равнялся, наверное, половине его собственного, да и быстро бегать она не умела от рождения. Еще мальчишкой Савва заметил,